Ваша до рассвета - Медейрос Тереза

В ту ночь Саманта в конце концов просто упала в мягкое кресло в гостиной Габриэля, думая только о том, чтобы хоть на несколько драгоценных минут дать отдых ноющим ногам.

Габриэль лег на кровать, притворяясь спящим, и стал ждать контрольного скрипа двери. Он привык к удобному шелесту юбок мисс Викершем, когда она суетилась по его спальне, туша свечи и поднимая разные вещи, которые ему удавалось смахнуть на пол, не поднимаясь с постели. Как только она решала, что он спит, она пыталась сбежать. Он всегда узнавал момент, когда она уходила. Ее отсутствие оставляло почти физически ощутимую пустоту.

Но этой ночью он не услышал ничего.

– Мисс Викершем, – твердо сказал он, вытаскивая из–под одеяла свои длинные ноги, – У меня замерзли пальцы ног.

Он шевелил указанными пальцами, но ответа не получил.

– Мисс Викершем?

Нежное похрапывание было единственным полученным ответом.

Габриэль сбросил с себя постельное белье. Играть день и ночь в немощного инвалида становилось очень утомительно. Он не мог поверить, насколько неподдающейся оказалась его медсестра. Это упрямое существо должно было уволиться еще несколько дней назад. Несмотря на все ее изящные ответы на его требования, ее сдержанность подавала признаки надлома.

Только этим вечером, после того, как он в третий раз за час попросил ее взбить подушки, и почувствовал, что она нависла над ним с подушкой в руке, он понял, что одно недовольное требование отделяет его от того, чтобы оказаться задушенным до смерти.

Он прошел в гостиную, которая примыкала к его спальне, ощупывая путь по обоям. Мелодичный звук похрапывания привел его к креслу, которое стояло перед очагом. Судя по холодному воздуху, мисс Викершем не побеспокоилась зажечь огонь для собственного комфорта.

Подкошенный раскаянием, Габриэль опустился на колени около кресла. Безусловно, только полная истощенность могла довести его неутомимую медсестру до такого! Он знал, что должен разбудить ее, что должен настоять, чтобы она немедленно встала и закрыла окно, или взяла теплый кирпич, обернутый шерстяной тканью, который грел его пальцы ног. Но вместо этого он потянулся к ней, касаясь пальцами прядей ее волос, которые выбивались из прически и закрывали лоб. Они были мягче, чем он ожидал, почти не ощущаемо скользили под его пальцами.

Похрапывание прекратилось. Она заерзала в кресле. Габриэль задержал дыхание, но ее дыхание быстро стало глубоким и даже ритмичным.

Его рука задела холодный металл ее очков. Несмотря на утверждения Беквита, они, как ему показалось, криво висели на носу, слишком маленьком, чтобы выдерживать такой вес. Габриэль осторожно снял их и отложил в сторону, уверяя себя, что делает это только ради ее комфорта. Но ее лицо, незащищенное от его прикосновений, теперь представляло слишком большое искушение, чтобы ему сопротивляться.

Она должна винить только себя, подумал он решительно. Если бы она не уговорила Беквита сыграть в ту плутовскую игру, его любопытство об ее внешности могло бы быть удовлетворено.

Габриэль провел кончиками пальцев по ее щеке, пораженный мягкостью кожи. Она должна быть намного моложе, чем заставил его поверить ее суровый голос.

Вместо того, чтобы удовлетворить его любопытство, это открытие только углубило его. Почему эта благовоспитанная молодая девушка выбрала такое неблагодарное призвание? Она жертва игрока–отца или неверного любовника, который ее обманул, а потом оставил одну, без средств к существованию? Такие женщины слишком часто заканчивали тем, что начинали продавать себя на улицах, если не могли найти место гувернантки или швеи.

Его осторожное исследование доказало, что ее лицо не было ни длинным, ни лошадиным. Тонкие кости придавали ему красивую форму сердца, широкого в районе скул, но сужающегося к подбородку, на котором не было никаких признаков родинки, волосатой или нет. Большой палец Габриэля отклонился в сторону и столкнулся с еще более соблазнительной мягкостью.

Когда он провел большим пальцем по ее мягким губам, мисс Викершем прижалась щекой к его ладони, и издала хрипловатый стон удовлетворенности.

Габриэль замер, парализованный горячей волной жара, прилившей к его паху. Он гордился тем, что его кровообращение в полном порядке, но только сейчас он понял, насколько в полном. Прошло много времени с тех пор, как он ощущал теплую кожу женщины под своими пальцами и нежность ее губ, раскрывшихся ему навстречу. До Трафальгара он провел почти год в море со связкой измятых писем и мечтаниями о будущем, которые так грели его. Он забыл, насколько сильным может быть первый сладкий толчок желания. И насколько опасным.