Мадонна Семи Холмов - Холт Виктория

Она без конца говорила об этом с Джулией, которая пребывала в таком же волнении: одно дело быть возлюбленной самого богатого кардинала в Риме, и совсем другое – стать возлюбленной Папы Римского. Джулия разделяла и энтузиазм, и страхи Лукреции. Маленький Гоффредо хоть и не очень понимал, что происходит, но молился вместе с ними; Адриана с надеждой взирала в блистательное будущее: она сможет снять свой траурный наряд и перебраться вслед за невесткой в Ватикан, где займет приличествующее ей положение… Если Папой изберут Родриго.

В тот август в Риме стояла ужасная жара. На конклав каждый в своих носилках – прибыли все великие кардиналы. На прилегающих к Ватикану улицах собрались толпы людей, они горячо спорили о том, кто же станет избранником.

Поначалу шансы Родриго оценивались не очень высоко.

Соперников у него хватало, поскольку в те времена Италия была разделена на множество мелких государств и герцогств, постоянно враждовавших между собой. Иннокентий был слабым Папой, но он, к счастью, следовал советам своего великого союзника Лоренцо де Медичи, и, в основном, благодаря этому полуостров переживал относительно мирный период. Но Лоренцо умер, и начались неприятности.

Лудовико Сфорца, регент Милана, и Ферранте Арагонский, неаполитанский король, были непримиримыми врагами, и их вражда грозила ввергнуть Италию в войну. Поводом для этого был тот факт, что на самом деле наследником миланского трона являлся Джиан Галеаццо, племянник Лудовико, но Лудовико держал его в заточении, а себя назначил регентом. Мотивировал он тем, что молодой герцог вряд ли годится для управления страной: его душевное и физическое здоровье было изрядно подорвано пирушками и дебошами, инициатором которых был сам Лудовико. Однако Джиан все же успел жениться на энергичной неаполитанской принцессе Изабелле Арагонской, которая приходилась Ферранте внучкой. Таким образом между Неаполем и Миланом возникли серьезные трения.

Но и Неаполь, и Милан боялись вторжения на их территорию французов, потому что Франция объявила свои претензии на их территории – на Неаполь через Анжуйский дом, на Милан – через Орлеанский.

Поэтому и для Лудовико, и для Ферранте было важно иметь своего Папу, того, кто станет отстаивать их интересы.

Соперничество было жестоким. Милан надеялся на победу Асканио Сфорца, брата Лудовико. Ферранте поддерживал Джулиано делла Ровере.

Умный лис Родриго выжидал.

Он знал, что Асканио ему бояться нечего, поскольку тому было всего тридцать восемь лет, и его избрание означало крушение надежд для абсолютно всех кардиналов. Если изберут такого молодого человека, то вряд ли в ближайшие десятилетия состоится еще один конклав – если, конечно, Асканио не постигнет внезапная смерть. К тому же итальянцы считали миланского регента обыкновенным узурпатором.

Что же касается делла Ровере, то с ним Дело обстояло иначе. Его вполне могли избрать, но благодаря своему острому языку он нажил себе множество врагов. Впрочем, и сторонников у него также было немало.

Фаворитом считался восьмидесятилетний португальский кардинал Коста: в те времена предпочитали выбирать старика, который вряд ли заставил бы участников конклава долго ожидать своей очереди. Если изберут кардинала Косту, это будет меньшей проблемой, чем избрание делла Ровере или – сохрани Господь – Асканио Сфорца.

Но Родриго твердо решил, что на этот раз изберут именно его.

В числе кандидатов был также кардинал Оливеро Карафа, которого поддерживал Асканио – Асканио понимал, что молодость оставляет ему мало надежд, а Карафа был врагом Ферранте.

Еще один кандидат – Родриго Борджа – вряд ли имел большие шансы, но Родриго умел выжидать.

Он был самым богатым из кардиналов, и прекрасно понимал, что это значило. Маленькая взятка здесь, большая – там, обещания злата и серебра, намек на то, что столь обеспеченный человек в состоянии заплатить за голоса – и, кто знает, вполне возможно, что, пока остальные дерутся, он тихонько проберется на престол.

Кардиналы собрались в закрытом помещении, и конклав начался. Родриго очень волновался, но с успехом скрывал свои чувства. Во время утренней мессы и причастия он лихорадочно размышлял над тем, как заполучить необходимые голоса. Задача казалась ему невыполнимой, но по дороге в Сикстинскую капеллу, которая уже была подготовлена к событию – на алтаре и перед каждым из кардинальских тронов зажгли свечи, – он казался совершенно спокойным. Он окинул взглядом коллег в лиловых мантиях и белых крахмальных воротниках и понял, что ни в одном из них огонь амбиций не горит так яростно, как в нем. Он должен победить!