Сильнее смерти - Бекитт Лора

Нагасава невольно содрогнулся.

– Что ж, – сказал он, – когда передо мною вставал выбор, убить или даровать жизнь, чаще всего я выбирал последнее. Но сегодня я искренне желаю убить. И твоя смерть не будет ни почетной, ни быстрой, ни легкой, я растяну ее во времени настолько, насколько это возможно. Проверим, будет ли крепким тело, если гнила душа, причем душа не одного человека – всего рода!

…Акира очнулся после очередного и, к счастью, короткого приступа забытья возле холодной и мокрой стены, очнулся, чтобы продолжить сражение с мраком и смертью.

Он находился в прикрытой деревянным – щитом глубокой яме с холодной, зловонной, мутной водой. Она доходила ему до груди, и единственное, что он мог делать, – это двигаться, пока хватит сил, в небольшом пространстве или стоять, прислонившись спиною к стене. Сверху через щель пробивался тонкий луч света, и на воде плясали маслянистые блики.

«Зачем бороться? – порою спрашивал себя Акира. – Ведь слуги Нагасавы наверняка придут лишь тогда, когда я уже буду мертв, придут затем, чтобы вытащить труп из ямы». Но потом он начинал думать о том, что все-таки не должен сдаваться – хотя бы для того, чтобы окончательно не потерять самого себя.

Молодой человек не знал, что к Нагасаве был вызван Кикути, который со всегдашней нагловатой невозмутимостью заверил господина, будто они с Акирой вместе несли караул у комнаты Кэйко в Киото и Акира не входил к девушке. Не знал, что к воротам замка приходила Отомо-сан с мольбой пощадить сына и ее вышвырнули вон. Что Кэйко до сих пор жива и сидит в своей комнате, сжавшись от страха – страха, заменившего ей совесть. И наконец, он не знал о том, что к Нагасаве неожиданно явилась Тиэко-сан, глубоко потрясенная признаниями сына Ясуми, подтвердившего лживые слова своей возлюбленной только затем, чтобы попытаться ее спасти…

С неба лился скудный мутный свет, облекавший вещи в прозрачную оболочку, подчеркивающий их замершую тайную суть, казалось способную совершенно по-разному проявиться темной ночью и в солнечном сиянии дня.

Меч Нагасавы, воплощение воли воина, то, что призвано искоренять зло, покоился на специальной подставке. Тиэко покосилась на него, и он почудился ей живым существом, ожидающим своего часа.

– Что тебе? – спросил Нагасава.

– Позвольте сказать, господин! Я никогда не была достойна вас, я не была ни покорной и даже верной – не во всем, не всегда. Но – ни о чем не просила.

Нагасава смотрел настороженно и с удивлением.

– О чем же ты хочешь просить теперь?

– Я хочу попросить за того юношу, – тяжело произнесла женщина. – Эта змея оболгала его, а он подтвердил ее слова. Я видела – она соблазняла его, завлекала, и он не устоял. Он заслуживает смерти, но не такой позорной и жестокой.

– Самурай, способный произнести ложную клятву, – слизняк, а не воин, – медленно проговорил Нагасава, – и достоин худшей, а не лучшей участи. Ты должна это понимать. Ему ничто не поможет: его дух уже мертв.

– Он ли один повинен в этом, мой господин? – осторожно сказала Тиэко-сан.

– А кто же еще? Не я привел его к позору, напротив, я дал ему возможность стать иным человеком, чем был его отец, но он не воспользовался ею. То, что происходит с ним сейчас, – завершение пути, на который он вступил сам. Я учил его жить по законам долга и чести – ты должна это знать! У него не оказалось сил для такой жизни!

– Не всякая сила доступна пониманию, мой господин, и мужество тоже бывает разным, – еле слышно произнесла Тиэко-сан. – И нам также далеко не всегда известно, сколько сил порою требуется, чтобы поступать вопреки усвоенным с детства законам.

Нагасава молчал. Как трудно искренне возненавидеть то, что прежде любил, возненавидеть не разумом, а именно сердцем! Он вспоминал, какое ему доставляло удовольствие наблюдать, как маленький кулачок сжимает рукоять меча, и подсаживать легонькое тельце в седло!

– Хорошо, – сказал Нагасава, – у меня есть способ узнать правду.

– А что вы сделаете с девушкой? – рискнула спросить Тиэко-сан.

– Убью, – коротко произнес Нагасава.

«Не убьешь, – подумала женщина, – * – если б ты мог и хотел ее убить, то сделал бы это сразу».

Спустя двое суток Акиру извлекли из ямы и бросили на камни посреди двора. Он попытался встать, но Нагасава не позволил; поставив ногу на грудь молодого человека, он заглянул ему в лицо. Глаза Акиры были широко раскрыты и смотрели в огромные, пустые небеса. Было тихо, лишь царственно шумели деревья да где-то там, в вышине, гудел ветер, – казалось, в бездонных глубинах неба бушует величавая буря.