Катрин и хранитель сокровищ - Бенцони Жюльетта

Во время еды, за которую Эрменгарда принялась со своим обычным аппетитом, она не говорила о политике, но вызвала восхищение дядюшки Матье своими познаниями в торговле. Когда пришло время отъезда, все уговаривали ее приезжать еще.

— О, это зависит… — сказала она, бросая многозначительный взгляд в сторону Катрин. Катрин просто улыбнулась.

— Я обещаю все обдумать, Эрменгарда, — сказала она.

Графиня, как и брат Этьен, была вынуждена удовольствоваться этим полуобещанием. Однако после ее отъезда Катрин оставалась в глубокой задумчивости. Казалось, что слова Эрменгарды с грубоватой прямотой определяли ее будущую судьбу. Эрменгарда советовала ей принять любовь Филиппа, и теперь, мягкой золотой осенью, эта мысль представилась Катрин более привлекательной, чем когда-либо прежде.

Она вернулась в сад, где могла размышлять без помех. Это было ее самое любимое место, с аккуратно подстриженным бордюром и вьющимся виноградом, а окружавший его сельский ландшафт придавал ему особое очарование. Высокие сосны, росшие вдоль низкой, покрытой шиповником стены, отделяли сад от виноградника. Катрин некоторое время бродила под соснами, которые в свете заходящего солнца отбрасывали густую тень. Ее юбки шелестели, когда она проходила по опавшей листве. Склонив голову, она подошла к огромному круглому колодцу, вырытому, как говорили, еще римлянами, и прислонилась к нему в глубокой задумчивости.

Необычайная мягкость осеннего вечера приглушила смятение ее души. Катрин скользнула взглядом по стене… и неожиданно вздрогнула от удивления: она успела заметить черное перо, плывшее вдоль каменной стены с внешней стороны, перо, которое могло принадлежать только мужской шляпе. Перо достигло конца стены и затем вернулось. Катрин отступила в тень жимолости, увивавшей отделанный железом навес колодца, и стала следить за странными маневрами. Перо остановилось, а затем стало подниматься прямо перед ней. Сначала появилась серая шляпа, потом лицо, но в сумеречном свете Катрин не смогла разглядеть его. Неизвестный осмотрел сад. Он не видел Катрин, скрытую жимолостью. Затем голова исчезла, и было видно, как качающееся перо обходило стену.

— Катрин выбежала из укрытия и подбежала к стене, на которую без труда взобралась по неровным камням. Она увидела мужчину в темном плаще, скрывшегося между деревьями, где его ждала лошадь.

Незнакомец вскочил в седло, пришпорил лошадь и ускакал в направлении Дижона, не обернувшись на дом Матье Готрэна.

Катрин продолжала стоять на стене, глядя вслед удаляющемуся всаднику и размышляя, что бы мог значить этот странный визит. Скорее всего, осторожный посетитель был одним из шпионов Жака де Руссэ. Молодой капитан, несомненно, следил за нею. Определенно, Гарэн не стал бы заниматься подобными вещами. Только утром пришла от него краткая бесстрастная записка, где он сообщал о свадьбе принцессы, которая должна была состояться в конце октября, и добавлял, что заказал для Катрин несколько платьев, которые, как он считал, ей потребуются для празднеств. Гоберта-портниха знала ее мерки и вкусы и могла исполнить его указания не хуже самой Катрин… Другими словами, это было спокойное и бесцветное письмо, и ничто в нем не указывало на то, что Гарэн усматривает в отсутствии жены нечто большее, чем обычный семейный визит. Нет, Гарэн не имел ничего общего с этим вечерним посетителем…

Голос матери, зовущий ее, заставил Катрин поспешить. Но она обещала себе, что впредь будет внимательнее. В любом случае она проведет в Марсаннэ еще несколько дней из гордости, чтобы не показалось, что она слишком покорно уступает доводам Эрменгарды.

Весь следующий день после службы в деревенской церкви, она провела в саду, вышивая. Однако работа над белой шелковой ризой, предназначенной для кюре Марсаннэ, продвинулась не очень далеко, потому что Катрин не могла сосредоточиться. Она то и дело отрывала взгляд от пшеничного золота снопа в надежде увидеть качающееся перо. Но ничего не случилось. Ничто не беспокоило тишину этого ясного осеннего дня, за исключением доносившегося издалека пения сборщиков винограда. Катрин наслаждалась красотой природы.

Бургундская осень, самая пышная и, возможно, самая прекрасная во всей Франции, являла ей свое великолепие. Осень, этот расточительный банкир, разбрасывала золото, рубины, аметисты на черный бархат земли.

Когда позвали к ужину, Катрин с сожалением отложила работу: она чувствовала, что сад еще хранит для нее свои сюрпризы, и решила вернуться в него с наступлением ночи.