Катрин и хранитель сокровищ - Бенцони Жюльетта

— Это была вот эта палка, монсеньор, и это была я!

Пожалуйста, простите меня.

На мгновение Филипп онемел, затем вдруг разразился буйным мальчишеским смехом, в котором не было ничего королевского.

— Не такой сувенир я ожидал получить, моя прелесть… Похоже, что это будет самая большая шишка, которую я когда-либо набил… и, во всяком случае, единственная, которую я запомню!

Он сел и, схватив руку Катрин, поцеловал ее. Она попыталась оттолкнуть его, но он держал ее крепко.

— Нет, ты так легко не убежишь! Уж это, по крайней мере, твой долг. Когда же ты успокоишься и станешь законопослушной горожанкой, моя дорогая? Первый раз, когда я тебя видел, ты подняла скандал прямо посреди религиозной процессии. В следующий раз ты без приглашения ворвалась в мою комнату, чтобы выкрасть узников у меня из-под носа… А теперь налево и направо молотишь своей дубинкой! Не думаешь ли ты, что после всего этого ты мне кое-чем обязана?

— Я признаю это, монсеньор, но не знаю, как это уладить…

— Скажи мне правду. Почему ты убежала и спряталась в деревне? Когда мы расстались в Аррасе, я думал, что все между нами улажено… что в будущем мы придем к взаимопониманию… и что ты перестанешь быть упрямой.

Катрин осторожно убрала свою руку и встала, спрятав руки за спиной.

— Я тоже так думала, монсеньор. Но потом я поняла, что мы с вами в действительности по — разному смотрим на мир. Есть условие… соглашения, которое ваше высочество заключили с моим мужем.

Филипп тоже встал, но не успел он выпрямиться, как колени его подогнулись, и он был вынужден прислониться к плечу Катрин, ища опоры.

— Я бы предпочел продолжить этот разговор сидя, сказал он, слабо улыбаясь. — Если ты не возражаешь, конечно. Позволь мне опереться на твою руку и давай пойдем сядем где — нибудь в тихом уголке. Нет, не в твоем саду. Я вовсе не хочу, чтобы меня здесь нашли. Но если ты не против, проводи меня до зарослей, где я оставил свою лошадь…

Медленно и осторожно проделали они путь до избранного Филиппом места. Катрин была слишком озабочена исправлением содеянного, чтобы заметить, что силы герцога прибывали с каждым сделанным им шагом и что он больше не нуждался в ее поддержке. Но он продолжал опираться на ее руку так же тяжело, как и прежде, только для того, чтобы лучше насладиться запахом ее волос. Когда они достигли места, где тихо стояли привязанные лошади, он уселся на траву и усадил Катрин рядом с собою. Деревья закрывали небо, стволы окружали их плотной стеной, почти как стены дома… Ветра не было, и ночь была такой же теплой, как летом, только немного темнее. Лицо и шея Катрин белели в темноте бледным пятном, которым жадно наслаждались глаза принца. Он все еще сжимал ее руку в своей, но, чувствуя ее беспокойство с присущим ему необыкновенным умением понять реакцию женщины, он постарался не волновать ее.

— Давай теперь поговорим, — сказал он мягко, — и выясним все, что касается нас. Мы совершенно одни. Здесь нет никого, чтобы пошпионить за нами. Ни дворцового этикета, ни протокола, что могло быть препятствием между нами. Сейчас мы не герцог и его подданная, а мужчина и женщина. Я Филипп, а ты Катрин. Теперь скажи мне откровенно, что ты имеешь против меня?

В этот момент Катрин поняла, что ей нечего сказать.

Вит так всегда: неделями копишь недовольство, а когда нужно объясниться, то на ум не приходит ни один разумный довод. Разве можно сердиться на мужчину, который говорит так ласково и так старается уменьшить дистанцию между ними! Поскольку она все еще молчала, Филипп снова обратился к ней:

— Значит, моя любовь оскорбляет тебя? Или я вызываю в тебе отвращение?

— Нет, — сказала она. — Не сомневаюсь, что я была бы благодарна за ваше внимание, если бы чувствовала, что у меня есть выбор. С тех пор как я услышала, что должна выйти замуж за Гарэна де Брази, я поняла, что мне также придется…

Она сделала паузу, не смея продолжать. И вновь герцог с улыбкой пришел ей на помощь:

— Спать со мной? Могу ли я напомнить, что ты уже однажды провела целую ночь в моей постели… безо всякого вреда для себя?

— Это правда, монсеньор, и я должна признать, что была немного озадачена этим.

— На самом деле в этом нет ничего странного. Я просто проверял в тот вечер твою, скажем, лояльность как верного вассала. Ты послушалась. Но я заслуживал бы презрения, если бы воспользовался обстоятельствами, твоей беспомощностью. Если я и кажусь тебе грубым, то только потому, что я ревновал. Но, моя радость, ты должна знать, что я никогда не буду тебя принуждать. Я хочу, чтобы ты выбрала меня по своей собственной воле.