Катрин и хранитель сокровищ - Бенцони Жюльетта

Что до Филиппа, чувствовавшего, что она наконец в его власти, то он не остановился на одном поцелуе, который просил у нее. Вскоре свежий ветерок, прорвавшийся сквозь деревья, подхватил вздохи и ласки, чтобы разнести их по спящей округе. Единственным свидетелем окончательного триумфа хозяина была лошадь принца.

В тот момент, когда Катрин впервые реально испытала физическую любовь, ее глаза расширились, и она увидела высоко над головой сплетающиеся ветви деревьев. Серебряный луч прокрался через просвет ветвей и озарил серьезное, напряженное лицо ее возлюбленного. В эту минуту он показался ей сверхъестественно красивым. Она не знала, что и ее собственное лицо излучало страсть. Филипп поцелуем успокоил короткий крик боли, который через мгновение перешел в долгий стон наслаждения.

Когда они, наконец, разжали объятия, Филипп спрятал свое лицо в ее шелковистых волосах и покрыл их поцелуями. Катрин погладила рукою его лицо и почувствовала, что оно мокрое от слез.

— Ты плачешь?

— От счастья, моя дорогая… и от благодарности. Я никогда не думал, что, когда ты отдашь себя мне, это будет так полно, так чудесно, что я буду самым первым…

Она закрыла ему рот ладонью, чтобы он замолчал.

— Я же сказала тебе, что мой муж никогда не касался меня. Чего же ты ожидал?

— Ты так прекрасна… Могло быть так много искушений…

— Я могу защитить себя, — сказала Катрин с такой очаровательной гримасой, что заслужила еще один поцелуй. Потом, когда случайный луч лунного света упал на ее обнаженное тело, Филипп поспешил за привязанным к седлу одеялом и, завернув в него Катрин, вновь взял ее на руки. Он начал смеяться.

— Ведь я так хотел, чтобы наша первая совместная ночь была украшена со всем великолепием, которое только может предложить мой дворец, самыми экзотическими цветами, самым роскошным обрамлением… а когда это случилось, то все, что я смог предложить тебе, моя бедная возлюбленная, это сырая трава и ночной ветер, от которого ты простудишься. Каким жалким любовником я должен казаться!

— Что за чушь! — воскликнула Катрин, крепче прижимаясь к нему. — Во-первых, я не замерзла, а во-вторых, какое окружение может быть лучше, чем сама природа?

Так или иначе, но, отправляясь сюда, ты не знал, что я ударю тебя по голове.

И они принялись смеяться, как дети, а лошадь начала тихонько ржать, будто желая поучаствовать в общем веселье. Затем вновь наступила тишина.

Несмотря на то, что Филипп с нетерпением ждал ее возвращения в Дижон, Катрин пришлось провести в Марсаннэ три или четыре дня, потому что она все же сильно простыла.

— Что за странная идея оставаться в саду в столь позднее время и к тому же заснуть там! — ревел дядюшка Матье, глядя, как она пьет из ковша горячий отвар. Было так поздно, что я даже не слышал, как ты вошла!

Абу-аль-Хайр незаметно отвернулся, чтобы Катрин не заметила лукавых искр в его глазах. Той ночью, очень поздно, маленький доктор видел всадника, удаляющегося по дороге в Дижон, и женщину в белом, стоявшую на краю дороги и глядевшую вслед всаднику, пока он не скрылся из вида.

Несколько дней спустя Катрин де Брази, выглядевшая удивительно прекрасной, присутствовала на свадьбе Маргариты Гиенской и Артура де Ришмона в придворной церкви. Одетая в зеленое бархатное платье, расшитое золотыми звездами и отделанное белым горностаем, она являла собой сияющий образ юной красоты и грации. Ее лицо осветилось внутренним светом, глаза под бахромой длинных загнутых ресниц сияли так ярко, что затмевали даже сияние бесподобных изумрудов на шее и в ушах, изумрудов, которые были подарком Филиппа, больше не делавшего секрета из своей любви к ней.

Госпожа де Прель, официальная любовница Филиппа, была выслана во Фландрию в состоянии крайней ярости, а Мари де Вогриньез попросили на некоторое время вернуться в свои сельские владения. Ее злобное высказывание о Катрин достигло ушей герцога, и даже ее положение крестной дочери вдовствующей герцогини не помогло ей.

Место, которое Катрин занимала в церкви, позволяло строить самые разные догадки. Оно свидетельствовало о ее более высоком положении по сравнению с тем, что соответствовало ее титулу. В конце концов, было трудно не заметить, как часто глаза Филиппа искали ее глаз и какими пылкими взглядами они обменивались.

Гарэн, стоявший среди мужчин с другой стороны церкви, ни разу не посмотрел на жену. Со времени ее возвращения из Марсаннэ его поведение по отношению к ней было вежливым, но холодным. Он видел ее только за обедом и, когда рядом не было мавританского доктора, обменивался с ней несколькими банальными фразами. Когда же с ними был Абу-аль-Хайр, они беседовали, на научные темы, которые ничего не значили для его жены. Казалось, это были единственные моменты, когда он оживал. Временами Катрин встречалась с ним взглядом, но никогда не могла понять выражения его глаз, поскольку он сразу же отводил их в сторону.