Навеки - Линдсей Джоанна

К счастью, в целом дом был довольно старомодным и, вероятно, почти не отличался от того, что Торн видел в последний раз, когда его вызывали в XVIII веке. Больше всего из современных новшеств его поразили выключатели. Он просто не мог пройти мимо них спокойно: в каждой комнате щелкал ими по несколько раз. На телевизор он даже не взглянул, а Розалин и не собиралась пока объяснять ему, что это за штука, а тем более включать его. Может быть, через несколько дней, когда он совсем освоится в ее времени, но только не сейчас, после мучительного переезда на автомобиле.

Розалин успела отключить стереосистему и телевизор, но она совсем забыла про телефон: он зазвонил, и она машинально сняла трубку и стала говорить. Это был Дэвид, который сообщал ей, что собирается лететь во Францию на выходные — повидаться с Лидией.

Торн не отводил от нее изумленных глаз в течение всего разговора, из которого он слышал только отрывочные фразы. Когда Розалин наконец повесила трубку, ей пришлось снова двадцать минут подробнейшим образом объяснять, как теперь общаются люди, находящиеся за сотни и тысячи миль друг от друга даже в самых удаленных точках земли. Торн посмотрел на тонкий телефонный шнур, тянущийся к стене, и недоверчиво хмыкнул, всем своим видом показывая, что его так просто не проведешь.

Тем не менее он сразу, без каких-либо трудностей освоился с современным водопроводом — правда, после того, как раз десять пощелкал выключателем и ошпарил палец, открыв кран с горячей водой. Затем он выразил желание немедленно опробовать душ, и Розалин с большим трудом удалось убедить его отложить это до вечера. А что касается фена, который Торн успел включить прежде, чем Розалин объяснила ему, как он работает, — теперь он валялся в мусорном ведре, безнадежно покалеченный при падении об пол.

Сидя за столом, Розалин смотрела, как викинг старательно сжимает в руках нож и вилку по ее примеру, и не могла удержать улыбку. У него это, впрочем, получалось вполне сносно. Во всяком случае, он очень старался ей подражать. Для дикого воина, почти варвара, который привык есть руками, он справился с этой сложной задачей не так уж плохо.

— Ты сегодня дважды упоминала каких-то американцев, — произнес наконец Торн, набив себе рот йоркширским пудингом. — Кто они такие?

До этого момента он был так поглощен всем, что стояло на столе, включая солонку и перечницу, что Розалин не ожидала от него застольной беседы. Тема, которую он затронул, была вполне безобидна и не могла помешать пищеварению.

— Американцами называют переселенцев в Северную Америку, освободивших ее от господства Англии, — объяснила она. — Боюсь, ты и эту войну пропустил.

Он бросил на нее свирепый взгляд, и она лукаво рассмеялась в ответ. Ей нравилось его поддразнивать — ей даже самой было удивительно, как она осмелела, особенно принимая во внимание его последние слова: «Зачем же мне исчезать? Ты ведь остаешься здесь».

Воспоминание об этом заставило ее похолодеть — не потому, что она потеряла над ним власть и нарушила их соглашение: ведь если он действительно не собирался покидать ее время, она была беззащитна перед ним. Ее испугало то, что, когда она услышала эти слова, радость и страх одновременно наполнили ее душу. Впрочем, он постоянно вызывал у нее противоречивые чувства с первого момента своего появления.

Ей не хотелось углубляться в эти размышления, и поэтому она решила вызвать его на разговор, который отчасти удовлетворил бы ее любопытство по некоторым вопросам — в частности, ей было чрезвычайно интересно все связанное с мечом и его необычными свойствами.

— А кстати, Торн, почему предыдущий владелец меча верил, что будет навеки проклят, если меч попадет в руки женщины?

Викинг оторвал глаза от тарелки и взглянул на нее с самодовольной усмешкой.

— Значит, Жан-Поль испугался моих угроз.

— Жан-Поль?

— Он был старшим сыном женщины, которая в последний раз владела моим мечом. Она умирала, и он должен был унаследовать Проклятье Бладдринкера.

Викинг, умолкнув, пожал плечами, словно сказал более чем достаточно, но Розалин хотела знать все подробности.

— Ты что, действительно способен проклясть кого-нибудь? — спросила она.

Он чуть заметно усмехнулся. Может, он ее дразнит? Возможно ли это?

— Я знаю, это глупый вопрос, — продолжала она, обращаясь скорее к себе, чем к нему. — Ты ведь поклялся мне, что ты не бог. — И тут другая мысль неожиданно пришла ей в голову. — Скажи, твой меч дает мне какую-либо власть?