Страсть сквозь время - Арсеньева Елена

Услышав это, Ирина тут же начала причитать – корпия-де нужна и в русских лазаретах, они тут какие-то дурацкие одеяла шьют вместо того, чтобы помощь оказывать посильную раненым защитникам Отечества, – однако Лидия охладила ее порыв прозаическим напоминанием о том, что нащипать корпии они могут сколько угодно, да как ее этим самым раненым защитникам Отечества доставить? Где находятся русские лазареты – неведомо. А щипать для того, чтобы она стала добычей французов, – ну какой смысл?!

– Да что вы, барышня, к нам в усадьбу ни один француз не доберется! – ухмыльнулась Фоминична. – Затеряево, одно слово!

– Ну до деревни ведь они добрались, – сухо возразила Лидия, однако Ирина с жаром поддержала Фоминичну и принялась рассказывать про непрохожие тропы, заколоделые дороги и всякие прочие препятствия, которые не под силу будет одолеть врагу, и он, конечно, никогда, никогда не придет в усадьбу! Голос ее при этом дрожал, в глазах копились слезы, и Лидия с жалостью поняла: Ирина прежде всего себя убеждает в том, что им всем, а прежде всего – Алексею, ничего в Затеряеве не грозит. Сует, словом, голову под крыло, как страус… Хотя нет, страус прячет голову в песок, а под крыло ее сует глупенькая курица.

Лидия вздохнула и не стала спорить, вполне уподобившись Ирине. Ведь если признать, что Затеряево может оказаться в опасности, стало быть, им всем, а Алексею – первому, надо куда-то уезжать, искать новое укрытие. А куда уезжать, где его искать? Да негде, вот в чем дело! Странствие по лесным дорогам в поисках русских регулярных войск может для Алексея закончиться случайной встречей с французским отрядом. И тогда его точно не помилуют!

Нет, Ирина, пожалуй, права. Лучше ничего не знать, не видеть, не слышать, лучше не думать о будущем, жить одним днем, вернее, одной ночью, вот этим ознобным ожиданием шагов любимого, желанного за дверью…

Ночь шла, шла. А Алексей – нет.

Пробило полночь. Полная тишина в доме! Ничьих шагов не слыхать. Ни Гаврилы Иваныча, ни Алексея.

А может быть, Алексей ждет крика первых петухов, чтобы не столкнуться с призраком? Тогда, в ту их незабываемую ночь, он пришел тотчас после того, как они отголосили.

Ну вот, наконец-то началась петушья перекличка! Теперь уже, конечно, скоро…

Лидия считала минуты. Тишина, тишина. Звезды текут, текут, небо кажется огромной черной рекой, по которой плывут бледные самосветные искры…

Начали слипаться глаза, но она встряхнулась. Нет! Она до утра спать не станет, но Алексея дождется!

А если… а если он решил больше не приходить?!

Лидия резко села, прижимая руки к больно, мучительно забившемуся сердцу.

Да, похоже на то! Ведь когда она уходила вчера из столовой, Алексей даже не взглянул в ее сторону. Осторожно пил горячий медовый взвар, угрюмо косился на Фоминичну, которая тасовала свою, уже всем порядком осточертевшую старую карточную колоду, невпопад отвечал Ирине, а Лидии… а Лидии он пожелал спокойной ночи!

Фоминична скрытно ухмыльнулась. Ирина тоже спрятала улыбку, а Лидия обиделась, решив, что Алексей намекает на ее ночные скачки в обществе домового. Конечно, вроде бы молодые господа гордились тем, что не верят в болтовню дворни, что они выше предрассудков, однако же все они – дети своего времени, и нельзя вот так, запросто отрешиться от того, что сознание впитывало с младенчества.

Так решила Лидия вечером. И только сейчас поняла, что ошиблась. Как же она сразу не догадалась, что в словах Алексея скрывался намек: не жди, мол, меня больше, спи спокойно, я тебя отныне тревожить не намерен!

Не намерен? Ну, тогда она его потревожит! Нужно разрешить это недоразумение. Нужно оказаться в его объятиях – и как можно скорей!

Лидия спустила ноги на пол и вздрогнула – так он показался холоден. Накинула на плечи епанчу – ту самую, московскую, про себя Лидия ее называла «трофейной». Обуться, может быть? Свои туфли надевать нельзя, нужно идти тихо-тихонечко, легко-легонечко! Вот и пришла пора обновить бархатные туфельки – тоже «трофейные». В них все равно что босиком, а ноги не мерзнут.

Она убрала под епанчу растрепавшуюся косу, которую всегда заплетала на ночь, подражая Ирине, хотя косы-то там было – одни слова, стиснула у горла ворот епанчи и шагнула за порог.

Показалось, весь дом отозвался скрипом на ее первый же шаг, хотя на самом деле звук был еле слышен. Лидия пошла под самой стеночкой, и правильно сделала: здесь пол почти вообще не скрипел.

Она шла по длинному коридору, чувствуя, как влажнеют от страха и смущения виски. Если вдруг сейчас откуда ни возьмись появится Фоминична… Или Ирина выглянет из своей спальни…

Ну и что? Они, конечно, решат, что Лидия отправилась на свиданье с домовым!

Слава богу, чувство юмора взяло верх. Да пусть думают что хотят, каждый понимает вещи согласно своей испорченности!

А вот и дверь Алексея. Что, если она заперта?..

Нет, открылась… Лидия ступила на порог, перебежала маленькую переднюю, в которой играли по стенам отсветы огня, разожженного в небольшой голландке, и оказалась в спальне Алексея.

Ноздри ее задрожали – оказывается, запах тела этого мужчины уже сделался для нее родным и невероятно волновал ее. Еще в комнате пахло трубочным табаком, хотя Лидия никогда не видела, чтобы Алексей курил. Но, наверное, гусар без табачного духа вообще немыслим! Чуть слышно потрескивало масло в горящей лампадке, и Лидия вспомнила, что в ее-то светелке нет лампадки, потому что нет ни одной иконы. Забавно… Конечно, ее это мало волнует, но для человека, набожного до суеверия, каковы все обитатели дома, значит многое. Ее не охраняют святые небесные силы, она – легкая пожива для нечисти. Интересно знать, упущение это случайное – или опять-таки преднамеренная диверсия? Всем в доме заправляет Фоминична, неужели и это ее рук дело?

Впрочем, эта мысль скользнула лишь по краю сознания – она была совершенно неважной здесь, в этой комнате, где на широкой кровати лежал, разбросав простыни, человек, к которому рвалось и сердце, и тело Лидии. Алексей спал, спал так крепко, что не услышал, как Лидия прокралась к кровати, сняла туфельки, сбросила епанчу и прилегла с ним рядом.

Она лежала, затаив дыхание, осторожно гладя его руку. Потом провела по волосам, осмелилась прильнуть ближе и коснуться губ.

Что ж ему такое интересное снится, если он не хочет оторваться от созерцания этого сна и отозваться на ласки Лидии, которые становились все более смелыми? Пытаясь возбудить его, она возбуждалась сама, ее поцелуи были все крепче, все продолжительней, ее руки и губы совершенно утратили стыд… но Алексей оставался неподвижен, а дыхание его – по-прежнему ровным.

Наконец, потеряв терпение, Лидия схватила его за плечи и встряхнула изо всех сил. Он чуть застонал – наверное, она потревожила раненую руку, – но веки остались по-прежнему сомкнутыми.