Дочери Ганга - Бекитт Лора

Арун попытался что-то выдумать, но генерал махнул рукой.

– Не морочь мне голову! У меня мало времени и сил, чтобы выслушивать вранье. Любой на твоем месте убежал бы к своим. В чем истинная причина?

Колеблясь и запинаясь, Арун рассказал правду.

– Мне наплевать на это, – заявил генерал Уилер. – Наши вдовы вольны выходить замуж хоть по десять раз. Если ваше общество готово вышвырнуть вас за ворота только за подобный «проступок», я вам не завидую. Значит, ты на нашей стороне и готов нам помочь?

– Да, но едва ли я…

– Все предыдущие попытки переговоров, – перебил генерал, – не увенчались успехом. Нана Сахиб^[58], прежде бывший нашим союзником, встал во главе восстания, и он не дает нам никаких послаблений. – Подняв глаза, командующий в упор посмотрел на замершего Аруна. – Ты индиец, ты знаешь английский, производишь впечатление разумного, грамотного человека. Не думаю, что твои соотечественники и единоверцы убьют тебя, даже не выслушав.

Арун затрепетал.

– Вы хотите отправить меня к повстанцам?! Да они разрежут меня на куски! Я же перешел на вашу сторону! Какой от меня может быть толк! Тем более здесь моя жена, которую я ни за что не покину! Она – индианка и не знает английского. Что она станет делать среди белых?!

– Если ты не вернешься, о ней позаботятся, – сухо произнес генерал Уилер.

– Это невозможно! – воскликнул Арун и осекся.

Он все понял: взгляд генерала не давал обмануться. Его с легкостью приносили в жертву, а если надо, в тот же костер полетит и Сона с ее любовью, преданностью, наивностью и верностью. Они не стали своими среди чужих, они оставались изгоями. Их жизни не стоили и мелкой монеты.

Англичане защищались с отчаянием обреченных, и пока им кое-как удавалось отбивать атаки сипаев. Но едва ли это могло затянуться надолго. Укрепления ежедневно подвергались обстрелу из множества орудий; при этом внутри крепости взрывалось не менее трех десятков снарядов.

– Что я должен делать? – спросил Арун.

– Постараться вступить в переговоры со знатными людьми Канпура. Надо внести раскол в ряды восставших. Тем, кто согласится сотрудничать с нами, я обещаю именем королевы дальнейшую свободу и пожизненную пенсию в тысячу рупий. Рано или поздно восстание будет подавлено. Нужно быть глупцом, чтобы не понимать этого.

– Я не хочу быть предателем, – сказал Арун и вновь натолкнулся на холодный немигающий взор генерала.

– Тебе тоже назначат пенсию, и ты заживешь, как тебе и не снилось. В противном же случае тебя ждет виселица. Надеюсь, я выражаюсь предельно ясно?

– Да, – прошептал Арун.

– Вот, – сказал Уилер, наливая воду из стеклянного графина, – выпей сам или отнеси жене.

Выслушав подробный рассказ о том, какова его задача, молодой человек отыскал Сону. Ему предстояло выйти из крепости вечером, потому у них было немного времени, чтобы проститься.

Ее кожа была сухой, как пергамент, глаза потускнели, из губ вырывалось тяжелое дыхание – она, как и все, страдала от жажды. Арун протянул Соне чашку с водой.

– Нет! Пейте сами. Или давайте поделимся.

Нежно глядя на нее, он как можно мягче произнес:

– Мне придется покинуть крепость, и снаружи наверняка есть вода, а вот ты… останешься здесь.

Молодая женщина подскочила, едва не расплескав драгоценную влагу.

– Как?!

Осторожно поставив чашку на пол, Арун взял Сону за руки и поведал о разговоре с генералом Уилером.

– Мы не белые! Почему мы должны слушаться их приказов?

– Волей или неволей мы – с ними. Если осада будет успешной, сипаи не станут задаваться вопросом, как мы здесь оказались. Просто расстреляют или повесят. А если я откажусь помогать англичанам, тогда нас казнят они.

– Вы уйдете, а… как же я? – вырвалось у Соны.

– Я договорился, о тебе позаботятся. Я надеюсь, что мы скоро увидимся.

– Арун! Мой дорогой! – воскликнула она, впервые называя его по имени.

У Соны перехватило дыхание, и она крепко прижалась к мужу. На губах и языке были ее и его слезы. В прощальном поцелуе была яростная страсть обреченных людей, стремящихся испытать то, что дано пережить только перед смертью.

Полулежа в объятиях мужа, Сона думала о том, что должна не плакать, а радоваться. Она полюбила и вышла замуж, будучи вдовой, – словно ожила после смерти. Ей было дано понять, что она больше никогда не сможет вынести похоть чужого мужчины и безмерное унижение от этого, а значит, она стала свободной.