Мадонна Семи Холмов - Холт Виктория

– Но он оказал послу такой теплый прием, а ведь все знают, что посол прибыл специально для обсуждения возможного союза между тобой и принцессой.

– Дипломатия, дипломатия… Не трать время на раздумья об этом. Я-то понимаю, что это бесперспективно. Моя единственная надежда: показать отцу, насколько я не гожусь на роль священника. Но надежд у меня мало. Отец твердо решил сделать из меня кардинала!

– Кардинала! Так вот из-за чего ты так расстроен… – она покачала головой. – Я думаю обо всех тех, кто задаривал нас с Джулией в надежде, что нам удастся убедить отца вручить им кардинальскую шапку… А ты… Тот, кому он жаждет ее отдать, ее не хочешь. Какая же жизнь странная!

Чезаре сжимал и разжимал кулаки.

– Я боюсь, – тихо произнес он, – что, как только он напялит на меня кардинальскую мантию, спасения для меня больше не будет.

– О, Чезаре, любимый мой брат, ты спасешься!

– А я твердо решил, – заявил Папа, – что ты будешь кардиналом!

Чезаре предпринял еще одну попытку уговорить отца, а поскольку он знал, как благоприятно действует на Его Святейшество Лукреция, то прихватил с собой на разговор и ее.

– Отец, пока еще вы не сделали последнего шага, молю: отпустите меня!

– Чезаре, ты что, дурак? Да кто в Риме откажется от такой чести?

– Но я не просто «кто-то из Рима». Я – это я, и останусь самим собою. Я отказываюсь от этой… от этой сомнительной чести.

– Как ты смеешь произносить подобные слова перед лицом Великого Господа нашего?

Чезаре в отчаянии закачал головой:

– Отец, да как вы не понимаете, что, если я стану кардиналом, вам будет еще труднее освободить меня от принесенных клятв?

– Сын мой, об этом не может быть и речи. И хватит подобных разговоров! Лукреция, дорогая, принеси-ка свою лютню, мне хочется послушать эту новую песню Серафино!

– Хорошо, отец…

Но Чезаре не дал ей петь: он продолжал настаивать, а Александр продолжал вяло отбиваться от его наскоков. Наконец Чезаре с торжествующим видом произнес:

– Вы не можете сделать меня кардиналом, отец! Я – ваш сын, но незаконнорожденный, а вы и сами прекрасно знаете: незаконнорожденный не может стать кардиналом.

Папа отмахнулся от этого аргумента как от назойливой, но безвредной мухи.

– Теперь я понимаю причину твоего беспокойства, сынок! Так вот почему ты так сопротивлялся… Тебе следовало раньше поведать мне о своих опасениях.

– Вот вы, отец, и увидели, что это невозможно!

– Ты – Борджа! И ты говоришь о том, что что-то невозможно? Чепуха, мой мальчик, ничего невозможного нет. Небольшое затруднение – это я допускаю, но не бойся, я уже подумал, как его преодолеть.

– Отец, но я умоляю, выслушайте же меня!

– Я лучше послушаю, как поет Лукреция.

– Но я заставлю тебя слушать! Заставлю!

Лукреция вздрогнула: она уже слыхала ранее подобные вопли Чезаре, но он еще никогда не осмеливался кричать так на отца.

– Я думаю, сын мой, – холодно произнес Папа, – что ты несколько переутомился. Вероятно, от того, что слишком долго катался верхом в неподходящем для тебя обществе. Должен попросить тебя, дорогой мой сынок, впредь воздерживаться от подобного поведения, которое не только печалит тех, кто тебя любит, но еще сильнее может навредить тебе самому.

Чезаре закусил губу и в бессилии сжал кулаки.

В этот миг Лукреция испугалась, что он может поднять на отца руку. Но Папа сидел, спокойно улыбаясь, – он отказывался участвовать в этом споре.

А затем Чезаре овладел собой и, поклонившись, сказал:

– Отец, прошу вашего позволения уйти.

– Хорошо, сынок, – мягко произнес Александр. Чезаре удалился, и расстроенная Лукреция глядела ему вслед.

Отец жестом указал ей на табуреточку у его ног. Она села, он положил ей на голову руку.

– Давай, дорогая моя, спой. Песня хороша, но особенно хороша она, когда ее поют твои сладкие уста.

Она запела, а Папа гладил ее золотые кудри, и оба они вскорости забыли неприятную сцену: и отец, и дочь охотно забывали то, что лучше было бы не помнить.

Папа призвал в свои апартаменты кардиналов Паллавичини и Орсини.

– Дело очень простое, – говорил Папа, снисходительно улыбаясь, – и я уверен, что оно не составит для вас никаких затруднений… Всего лишь небольшая формальность: надо доказать, что тот, кто известен под именем Чезаре Борджа, является законнорожденным.

Кардиналы остолбенели от удивления, поскольку Папа никогда не скрывал, более того, во всеуслышание заявлял, что Чезаре – его собственный сын.