Дар Афродиты - Крючкова Ольга Евгеньевна

Наталья Дмитриевна уродилась на славу: складная, невысокого роста, имела приятное открытое лицо со здоровым деревенским румянцем, а не косметическим, как у городских барышень; темные волосы, обычно укладываемые на прямой пробор, струились блестящими аккуратными локонами с обеих сторон ее дивной головки.

Что и говорить, сия барышня, ко всем ее внешним прелестям, была еще и начитанна, с избытком увлекаясь французскими романами, правда, в пользе которых папенька ее весьма сомневался. Оттого и стала Наталья Дмитриевна к девятнадцати годам излишне сентиментальной и пылкой, постоянно переживая в душе любовные приключения героинь новомодных романов и веря в любовь с первого взгляда.

Дмитрию Федоровичу не хотелось выдавать дочь за кого ни попадя. И он ждал появления выгодной кандидатуры жениха, нисколько не сомневаясь, что его Наташенька сможет произвести благоприятное впечатление на кого угодно.

И вот терпения и надежды Дмитрия Федоровича были вознаграждены сполна. В конце апреля получил он письмо от старинного друга Павла Юрьевича Астафьева, с которым служил в артиллерии во время кампании 1812 года. Более того, Дмитрий Федорович и Павел Юрьевич принимали участие в Бородинском сражении. Давно это было…

В те годы Погремцову едва исполнилось двадцать лет, он только окончил Артиллерийский корпус. Полковник Астафьев был старше почти на двадцать лет и командовал тем самым полком, где и служил молодой артиллерист.

При Бородинской битве французы прорвали редут, смяли русскую пехоту, устремившись на ненавистную артиллерию. Полковник Астафьев получил тяжелое ранение и выжил лишь благодаря смелости молодого поручика Погремцова. Вынося с поля битвы своего командира, артиллерист был контужен разорвавшимся рядом снарядом, отчего и попал вместе с графом Астафьевым в лазарет. Денщик Пантелемон, верно служивший поручику и не покидавший своего барина даже на поле боя, и принес их обоих в лазарет.

После этого случая и стали поручик Погремцов и полковник Астафьев большими друзьями. Войну они окончили во Франции, увы, но после их пути разошлись.

Дмитрий Федорович вернулся в Погремцовку вскоре женившись на Марии Ивановне, дочери соседнего помещика. Астафьев, дослужившись до генеральского чина, представленный ко многим наградам, удачно женился на дочери графа фон Розена, получив, таким образом, титул графа и став Астафьевым фон Розен. Правда, свою вторую фамилию он упоминать не любил, так как считал себя истинно русским человеком. Но связи, приобретенные благодаря удачной женитьбе, граф Астафьев использовал весьма охотно и с пользой дела, приобретя своих людей и при дворе императора.

Недавно граф Астафьев овдовел, детей ему с женой, увы, Бог не дал. И заела Павла Юрьевича тоска, да такая, что потянуло его прочь от блистательной жизни Санкт-Петербурга, подальше, куда-нибудь в провинцию, где люди были добры, открыты и простодушны — не чета сливкам столичного общества.

И как раз подвернулось графу поместье разорившегося князя Хлынского, что под Калугой и всего в пяти верстах от Погремцовки. Граф Астафьев тотчас же выкупил закладные у банка, что продавал поместье, оформил купчую — все честь по чести и переименовал с высшего дозволения Хлынское в Астафьево, негоже жить в имении, носившем фамилию прежнего хозяина.

Судя по документам бывшее Хлынское было хозяйством хоть и запущенным, но все же насчитывало пятьсот крестьянских душ, да и находилось рядом со старинным другом, что особенно устраивало нового хозяина.

* * *

Граф Астафьев, тотчас по приезде в имение, направился в Погремцовку, дабы обнять Дмитрия Федоровича. Встреча боевых товарищей произошла трогательно. Они обнялись без излишних слов и, взглянув на почтенные седины друг друга, прослезились — столько лет прошло, почитай, двадцать.

Мария Ивановна сердечно встретила нового соседа, почтенного графа, да еще и в генеральском чине, и зародился у родительницы в голове некий план…

— Позвольте представить, ваше сиятельство, мою дочь, Наталью Дмитриевну. Она желает познакомиться с вами, письмо наделало прямо-таки переполох в нашем семействе. Все хотят узреть бравого генерала.

Граф Астафьев рассмеялся.

— Помилуйте, Дмитрий Федорович. Уж мне почти шестьдесят: какой уж я бравый? И седой весь, и вдовец…

Граф, конечно, был в почтенном возрасте, но сохранил военную выправку, не растолстел за годы столичной жизни, а седина придавала ему лишь благородство.