Арина - Анэ Клод

– Ты само очарование. Я заказываю икру и шампанское.

Арина играла свою роль превосходно, блистала остроумием и весельем. Был момент, когда, наклонившись к Константину, она спросила:

– Скажи, „великий князь", позже, когда ты забудешь, какой злой я была, и вернешься сюда, ты пригласишь меня на ужин, не правда ли? Только на ужин. Ты еще встретишь многих женщин, достойней меня во всех отношениях: добрых, покорных, нежных, верных – я, правда, тоже была верной, ведь я тебе не изменяла – и более красивых, чем я.

Но послушай, что я хочу тебе сказать. Тебе будет скучно с ними, и ты не раз вспомнишь „маленького изверга", который почти год мучил тебя в Москве. И неужели ты думаешь, – она почти шептала ему на ухо, – что сможешь забыть мою пылающую юность?.. Легко ли будет найти нечто подобное?

– Ты права, – ответил Константин, – я не забуду тебя, так как в тебе есть какой-то острый сплав восхитительного и ненавистного, после которого все окажется безвкусным.

– И однако нам следует расстаться, – продолжала девушка. – Было бы слишком смешно, если бы такие люди, как мы с тобой, – искатели приключений – вдруг зажили семейной жизнью. Послушай, прежде чем мы разлучимся, я должна поведать тебе тайну – тебе единственному в мире, – которую ты никому не откроешь и никогда о ней не заговоришь, иначе я умру со стыда. Поклянись.

– Клянусь чем угодно, – сказал Константин. Теперь, теряя ее, он вновь оказался охвачен жаждой проникнуть еще глубже в душу этой девушки, закрытую для всех.

– Хорошо. Я раскрою ее завтра на вокзале, перед самым отправлением, когда поезд начнет двигаться, когда невозможно будет что-либо вернуть… А если в последнюю минуту дрогну, я напишу тебе об этом в письме… Это я тебе обещаю.

Напрасно Константин пытался уговорить Арину поведать тайну в этот вечер; ему лишь торжественно подтвердили: он непременно узнает то, что она уже давно жаждет открыть ему.

Константин не переставал теряться в догадках. Наконец он решил, что ключ, открывающий подходы к истине, – не уступающее в твердости алмазу самолюбие девушки. И вывод, к которому он пришел, был таков: эта гордячка любит его, но ей легче умереть, чем признаться в этом. Она любит его с самого начала, и посвятить его в этот секрет она могла решиться только в час расставания…

Уверенность, что так оно и есть, наполнила его угрюмой радостью. „Так, значит, я одержал победу, – думал он. – Она сражалась с улыбкой на устах, но вынуждена признать себя покоренной. Эта строптивая девушка нашла своего повелителя… И все же между нами все кончено. Она сделала любовь невозможной…" В этот момент Константин ненавидел ее…

Они заснули в объятиях друг друга.

XXII

ХМУРОЕ ФЕВРАЛЬСКОЕ УТРО

На следующий день они проснулись поздно. Стояло хмурое февральское утро. Константин поднялся первым и был уже одет – пробило одиннадцать часов, – когда Арина решила покинуть постель.

Она сидела на стуле, повернувшись спиной к Константину, а он любовался одетой в ночную сорочку любовницей, ее нежным и хрупким силуэтом на фоне окна, откуда струился слабый свет сумрачного дня.

И вдруг, не глядя на любовника, казалось, целиком поглощенная изучением дырки, которую она обнаружила на чулке, Арина произнесла самым обыденным тоном, каким просила позвонить горничной:

– Не велика, очевидно, важность, что ты умнее, выше других. Ты действительно не догадался, что взял меня целомудренной и ни один мужчина до того не дотрагивался до меня?

Слова упали в могильную тишину комнаты. Константину почудилось, что сердце его перестало биться, что комната заполнилась невыносимым светом, выросла до огромных размеров… Ему казалось, что он теряет сознание. В ту самую секунду, когда Арина произнесла эти слова, он понял, что узнал наконец правду. Воспоминание о первой ночи пронзило его, как удар молнии; он услышал жалкий детский голосок: „Но я не сопротивляюсь", – вспомнил, как что-то ему препятствовало; увидел капельки крови на простыне. Они были похожи на маленький букетик красных ягод… Но эти вещественные доказательства и не были нужны. Высшая истина водворилась в нем и прогнала всякое сомнение, как рассвет вытесняет ночные тени.

Потрясение было столь велико, что Константин едва не потерял сознание. Он был не в состоянии ни говорить, ни смотреть на Арину. Как вынести огонь ее глаз? Слушать ее было для него превыше всяких сил. Он нуждался в одиночестве, воздухе, ему требовалось пройтись, чтобы успокоиться. Собрав в кулак волю, он выпрямился, с трудом сделал несколько шагов, пересек комнату и вышел за дверь…