Разбитое сердце богини - Вербинина Валерия

– А ты циник! – отметила я. – Нет, мужчины, которых приходится покупать, никогда того не стоят. И, по правде говоря, я с трудом представляю себя в бриллиантах. В жизни их не носила.

– Ну, когда-то надо и попробовать, – возразил Охотник.

По его тону было сложно понять, говорит он серьезно или же шутит.

– Нет, к украшениям я совершенно равнодушна, – призналась я.

– А к чему ты неравнодушна?

Дворники методично работали, смахивая со стекла тяжелые капли. Машина стояла на светофоре.

– Черт его знает, – пробормотала я. – Похоже, что… к деньгам.

И мы оба расхохотались.

– Меня волнует только один вопрос, – помедлив, продолжала я. – Этот неуловимый, всемогущий и чрезвычайно опасный… – Я запнулась, не желая произносить его имя вслух. – Что, если он вдруг пожелает добраться до меня? Он же не любит свидетелей, и у него их никогда не было. – Я поежилась. – Ты не думаешь, что он…

Машина завернула в темный переулок и вновь остановилась. Я подняла глаза и сообразила, что мы находимся уже возле моего дома.

– Наверное, я просто перепуганная паникерша, – со вздохом заметила я.

– Да нет, ты права, что беспокоишься, – уже без всякой улыбки ответил Охотник. – Жизнь – это вещь, которая дается только один раз.

Я подумала, что для человека, выслеживающего людей, он рассуждает чересчур уж философски, и поморщилась. Даже в кино не терплю этих рассуждений, которые к месту и не к месту выдают тамошние наемные убийцы.

– В общем, я бы посоветовал тебе быть осторожнее, – сказал Охотник. – И на всякий случай лучше тебе уехать куда-нибудь.

– А заодно спать в бронежилете и вообще носить его, не снимая, – поддела я своего собеседника, но выражение его лица было серьезным, и я сбавила тон. – Думаешь, мне угрожает опасность?

– Я думаю, – с расстановкой ответил Охотник, – что опасность больше угрожает Владиславу Шарлахову и Никите Боголюбову, потому что они последние в списке. И я не верю, что Владиславу удастся договориться с Белозеровым. Скорее всего, Ангел Смерти доведет свое дело до конца… если, конечно, я ему не помешаю.

– Ну и как ты это сделаешь? – с любопытством спросила я. – Будешь следить за двумя последними жертвами и попытаешься подловить Ангела в момент совершения убийства?

– А чем плох такой путь? – пожал плечами Охотник. – Хотя, если честно, у меня совершенно другие планы.

– Ладно, – сказала я, поудобнее перехватывая драгоценный портфель. – Поймаешь Ангела – позвони. Мне и самой интересно, чем все кончится.

Я вылезла из машины и огляделась. Дом жил своей обычной жизнью. Некоторые окна светились желтым светом, со второго этажа доносилась музыка, отнюдь не приглушенная. Снова начал накрапывать дождь, и я в своей куцей курточке почувствовала себя неуютно. Я подняла воротник и обернулась к Охотнику. Он тоже вышел из машины и стоял возле нее.

– Вот ты все успокаивал меня, а в кино всякий раз, как говорят «все хорошо», обязательно происходит какая-нибудь бяка. Я вот думаю, что, если этот Ангел Смерти, который коротко знаком с взрывчаткой, поставил у меня в квартире какую-нибудь штуковину, пока меня не было. Вроде той, от которой преставился Гнедич, понимаешь? – Я поежилась.

– Ничего он не установил, – прозвенел в сумерках спокойный голос Охотника. – За твоей квартирой постоянно следили, Никита отрядил двух человек. Никто в нее не входил, так что можешь быть спокойна.

– Правда? – недоверчиво спросила я.

– Конечно.

«Последний шанс, – взвыл голос любви. – Хватай его, чего ты ждешь?»

«Вот и прекрасно, – обрадовался голос рассудка. – Значит, можно и попрощаться».

Я решилась. Пора была идти.

– Ну ладно, – сказала я. – Так или иначе, спасибо за все.

Я подумала, пожать мне ему руку или не стоит. Но я стояла с одной стороны машины, он – с другой, и, поколебавшись, я просто двинулась к входу в мой подъезд. Несмотря на цифровой замок на двери, она была широко распахнута. Нет, замок не сперли бомжи, не сдали на металлолом обкуренные подростки. Просто обитателям этого дома было слишком сложно запомнить комбинацию из четырех цифр и каждый раз набирать ее, поэтому дверь всегда была разинутой, как рот докучного зеваки.

Входя в подъезд, я оглянулась. Охотник все еще стоял у машины. Очевидно, он хотел раскурить сигарету, но передумал, бросил ее себе под ноги и затоптал. Я махнула ему рукой на прощание и стала подниматься по лестнице. Уходя, я слышала гул заводящегося мотора. Когда я вошла к себе и, приподняв край пожелтевшей тюлевой занавески, выглянула в окно, Охотник уже уехал.

До конца оставалось совсем немного. Он еще раз мысленно пробежал глазами список, который ему продиктовал Белозеров.

Самсонов

Воскобойников – исполнители

Сергей Боголюбов

Виктор Лосев

Никита Боголюбов

Андрей Гнедич

Ипполит Шарлахов – заказчики

В сущности, все совершенно справедливо. Вдохновители убийства должны отвечать так же, как и те, что смастерили и установили бомбу. И пусть события развивались не всегда так, как он предполагал, в общем и целом драма близилась к развязке.

Теперь оставалось сделать совсем немного, но Ангел уже понимал, что эта часть дела будет самой тяжелой и неприятной – и не только потому, что оставшиеся жертвы держатся начеку, но и по некоторым другим причинам.

А потом Ангел отправится туда, где ему самое место, – в рай, который он давно себе присмотрел. Потому что он уже решил для себя, что это будет его последнее дело.

Возможно, в этом раю найдется место и для кое-кого еще. Ибо человек, которого прозвали Ангелом Смерти, слишком устал быть один.

Признаюсь сразу же: никакой бомбы в квартире не оказалось, но по расположению газет и предметов на полках я поняла, что здесь кто-то был и изучил все самым тщательным образом. Возможно, это были люди Калиновского, которые упустили меня в то утро, когда я впервые увидела Охотника на своем пороге. Не исключено, что в мое отсутствие люди Шарлахова тоже провели тут полный обыск, чтобы определить, насколько я надежный человек и можно ли мне доверять. Стараясь не обращать внимания на переставленные книги и криво висящие семейные фотографии, я положила портфель на кресло и вышла на кухню.

Открыв холодильник, я убедилась, что в нем ничего нет, а то, что есть, непригодно к употреблению в пищу. Я вылила в раковину агонизирующий кефир и избавилась от засохших пирожных, отправив их в мусорное ведро. Жизнь мало-помалу входила в свою обычную колею.