Зачарованные - Харт Кэтрин

— Не знаю, Нейаки, но мне так трудно во все это поверить. Белые люди здесь никогда ничего не строили.

— Сейчас — да, но через несколько лет начнут строить. Вероятно, сразу, как кончится война. Запомни мои слова, Торн. Это обязательно произойдет.

— Начало конца, — печально отозвался он.

— Нет, просто неизбежный прогресс, — поправила его Никки. — Начало долгого, пути, истоки которого в Джеймстауне и Плимуте, когда первые английские колонисты ступили на берег. Кстати, я всегда спрашивала себя, какого черта индейцы не смазали жиром ту проклятую скалу возле Плимута и не сбросили пришельцев назад, в океан?

Серебряный Шип, читавший исторические книги из библиотеки Джеймса Гэлловея, склонен был согласиться с Никки. И все же не смог удержаться от улыбки, вызванной пафосом, с каким его жена изрекала подобные сентенции.

— Я начинаю подозревать, что моя жизнь до твоего появления была жизнью придурка, не способного предвидеть даже тех простейших событий, которые, весьма вероятно, произойдут завтра.

Она развела руками и простодушно улыбнулась:

— Что тут скажешь? Ты спрашиваешь, я отвечаю.

Существовали и другие различия между Вапаконетой ее времени и его. При нем жизнь здесь была намного проще. Детишки до шести-семи лет бегали голышом, их крепенькие, орехово-коричневые тела солнце обласкивало от макушки до пяток. Жизнь здесь у человека была легкая, ибо распорядок дня целиком и полностью подчинялся природе. Вставало солнце, вставали и шони. Когда солнце садилось, шони возвращались в свои вигвамы, радовались пище и времени, что могут провести с близкими, после чего ложились спать. Между восходом и закатом солнца они занимались всякими домашними работами, расхаживали туда и сюда и часто находили время поиграть то с детишками, а то и в любовные игры.

Многое соответствовало тому, о чем прежде говорил ей Серебряный Шип. Несмотря на мнения некоторых книг по истории, женщины шони не влачили жалкое подневольное существование. Мужчины охотились, но и женщины тоже умели и любили охотиться. Многие ставили собственные западни и силки. Причем ловили, что кому больше нравилось: одни — рыбу, другие — дичь. Но заготовкой рыбы и мяса впрок занимались в основном мужчины — засаливали их или, нарезав длинными лентами, вялили или коптили.

Шкуры вычищали скребками, смягчали и дубили — в общем, проделывали все, что потребно для их выделки, а участвовали в этом и мужчины и женщины. И те, и другие владели искусством кроить и шить из кожи, в зависимости от того, что именно нужно изготовить. Если требовалось смастерить ножны для ножа, колчан или обтянуть седло, тут уж обычно действовали мужчины. А шитье одежды чаще всего исполнялось женщинами.

Далеко не последнее место в жизни шони занимало и земледелие. Когда появлялись первые всходы, на прополку выходили даже дети. Никки удивлялась, как много освоено индейцами разных полевых культур. Они не только возделывали зерновые, но выращивали также тыквы, кабачки, что-то из бобовых, дыни и брюкву. Даже дикий лук, пересаженный с лугов, получил небольшой участок земли вблизи от деревни. Собирать урожай, обычно выходило все дееспособное население, а слабые помогали, выполняя работы по засолке и засушке плодов земли, словом — по сохранению всего, что могло скрасить скудную пищу долгих зимних месяцев.

Еще одна особенность деревни начала XIX века, отмеченная Никки — это шум. Он существенно отличался от того шума, к которому привыкли люди, явившие здесь почти два столетия спустя. Дети, впрочем, возились, смеялись и кричали все так же. До они не свистели, пролетая мимо вас на своих роликах и скейтбордах — роликовых досках, — и не оглушали прохожих бравурными звуками, исходящими из транзисторов, свисающих на ремешках с их шей. Вместо всего этого гвалта в деревеньке раздавалось лишь фырканье лошадей и топот их копыт. Здесь еще можно было услышать живой звук ветра, шелестящего ветвями деревьев, и различить голоса птиц. В вигваме же единственным звуком подчас оставалось лишь потрескивание дров в очаге, и вам не надо было бояться, что соседний подросток из квартиры слева вот-вот врубит свою систему, от чего завибрируют стены, или глухая старушка, живущая справа, надумает посмотреть телевизор. И еще, здесь вы совершенно точно знали, что никакой телефон не зазвонит.

— Боже святый! — сказала как-то Никки. — Да здесь в один прекрасный момент можно и действительно услышать собственные мысли! Остается лишь надеяться, что мир и покой не повергнут меня однажды в состояние непреходящего благоговения.