Зачарованные - Харт Кэтрин

Искренне ваш друг.

Свернув послание и страшась передумать, Никки выскочила из вигвама. Едва дыша, с громко колотящимся сердцем, она задами пробралась к площадке, где стояла уже оседланная генеральская лошадь. Рядом, на земле, лежали его седельные сумки. Никки засунула записку с ручкой под кожаный клапан одной из них и спокойно вернулась к себе.

И только потом она вспомнила, что эту ручку заполучила на открытии нового банковского филиала. Интересно, что подумает Гаррисон, когда на ребрышке ручки увидит надпись: «5/3 банк»? Бог знает, что он подумает; она и сама, впервые столкнувшись с этим названием, была смущена. Это выглядело так странно: «Пять — третий»? Что это значит? «Пять третей»? Но пять третей чего? А может, «Пять в третьем ряду» или «Пять и еще кто-то третий»? Она живо представила себе, как бедный генерал тщетно ломает голову, столкнувшись со странностями американского правописания, которых в его времена еще не было.

18

На следующий день Серебряный Шип воздвиг для Никки очистительный вигвам, проще говоря, соорудил парилку. К большому своему удивлению и облегчению, она поняла, что пост ее ждал не такой уж строгий. Она позавтракала, хотя и достаточно легко, ведь париться ей предстояло впервые, и она волновалась, как-то ее тело отнесется к ранее не изведанному испытанию. Не хотелось бы превратиться в размякшую медузу, совершенно утратившую форму и содержание лишь потому, что накануне она переела. И еще, если мужчины парятся в набедренной повязке или совсем нагишом, она предпочла облачиться для этой цели в футболку — длинную, мягкую и достаточно свободную, чтобы не стеснять движений.

Серебряный Шип разогрел камни, окатил их водой и оставил рядом большой кувшин с водой для дальнейшего пользования. Он также брызнул на раскаленные камни настоем шалфея и кедровой хвои, и когда Никки вошла в вигвам, ее сразу же окутало облако душистого пара.

— Восхитительно! — воскликнула она. — Жарко как в аду, но запах гораздо приятнее. Мое тело готово полюбить это, я чувствую!

Как только она вошла, Серебряный Шип, чтобы сохранить тепло, закрыл кожаной полостью вход. В качестве духовного вождя он нередко сопровождал людей, проходящих подобные очистительные обряды, и теперь готов был вести по этому пути жену. Он не просто проведет ее через ритуал, он истолкует смысл снов и видений, если она таковые увидит.

Теперь он сказал:

— Мы берем хвою кедра, она хорошо очищает мозг и тело. Шалфей, символизирующий силы Мироздания и тайны нашего мира, — это жертва, приносимая Духам, дабы они приблизили наше сознание и тело к Великому Создателю. Здесь, в этом вигваме, собраны четыре эссенции, четыре сущности, четыре элемента жизни. Камни — символы матери-земли, из которой мы слеплены. Огонь воплощает солнце и его жар, живущий и в наших телах. Воздух — это эссенция нашего бытия, как и вода, благодаря которой наши тела процветают. Природа и смертный человек, и то и другое составлено из воздуха и воды, земли и жара и приведено к совершенной гармонии.

Он усадил ее в устроенное им удобное мягкое сиденье с откинутой покойной спинкой, напоминающее шезлонг.

— Закрой глаза и расслабься. Дыши глубоко, и когда жар проникнет в твое тело, аромат трав все в тебе успокоит. Думай только о приятном.

— А если я засну?

— Это хорошо, засыпай и спи сладко и знай, что я рядом и стерегу твой покой.

Никки улыбнулась и устроилась поудобнее, откинувшись на спинку импровизированного шезлонга. Поначалу тяжелый, знойный жар действовал на нее подавляюще. Мелькнула смутная мысль, зачем было городить эту парилку, когда жаркая погода начала июля почти точно имитировала температуру и влажность, созданные Торном в вигваме. И вот уже пот, быстро пропитав футболку, ручейками побежал по бокам, между грудями, по ногам, увлажнив волосы, заструился со лба по лицу.

Она представила себя на песчаном берегу, греющейся в лучах знойного солнца. Тихий воздух влажен и напоен запахом тропических пряностей и цветов. Откуда-то издалека доносилось нечто вроде бренчания гитары, редкие волны сонного прибоя с шипением набегали на берег. Лень умиротворенности окутывала ее, подавляя волю двигаться и даже думать. Она поплыла в этом мареве, отдаваясь на милость летней летаргии. С каждым вздохом ее все сильнее клонило в дрему. Цветные пятна бродили по внутреннему небосклону закрытых век, пронося калейдоскопические обрывки каких-то образов, уплывающих и уступающих место другим. Она с пассивным интересом всматривалась в них, предчувствуя, что туманные образы могут оформиться во что-то реальное.