Грешная любовь - Медейрос Тереза

Катриона бросила недовольный взгляд на бутылку:

— Меньше пей, чтобы голова не болела.

— Поменьше болтай языком, тогда и голова у меня болеть перестанет. — С вызовом, глядя на спутницу, он поднес бутылку ко рту и сделал долгий большой глоток виски.

Катриона накинула на плечи свой плед и отвернулась от Саймона, обиженно надув губы. Но не суждено было ему насладиться тишиной и спокойствием возле умолкнувшей жены. В эту минуту повозка свернула на широкое плато, с которого открывался вид на лежащую внизу долину. От увиденного зрелища Катриона невольно вскрикнула.

Уэскотт натянул поводья, останавливая лошадей. Первой его мыслью было, что где-то поблизости появилась опасность вроде шайки горцев-разбойников. Повозка еще продолжала двигаться, когда Катриона соскочила на землю и подбежала к самому краю отвесной скалы.

Ее фигурка казалась такой тонкой и хрупкой на фоне заснеженных вершин. Вдалеке, среди величавых утесов, хозяйничал ветер, срывающий с места валы свежевыпавшего снега и лавинами обрушивающий его вниз. С запада долину еще подсвечивали золотистые солнечные лучи, отражающиеся яркими пятнами на заледеневших склонах. В порывах ветра вихрем кружились, переплетались и танцевали сияющие солнечные блики, словно повинуясь симфонии, недоступной человеческому уху.

Даже для пресыщенного взгляда Саймона это природное зрелище показалось впечатляющим. Но в еще больший восторг привела его Катриона. Она замерла на самом краю утеса и смотрела вверх, наслаждаясь падающим снегом. Быстрые и крепкие струи ветра, словно чьи-то невидимые пальцы, в два счета сорвали булавки, скреплявшие шиньон, и расплели ее волосы. Вырвавшиеся на свободу локоны развевались у лица, поблескивая в свете заката. Но никакой ветер не мог нарушить благородную осанку Катрионы и горделиво расправленные плечи. Запыленная и бедно одетая маленькая кельтская принцесса, какой Уэскотт видел ее тогда в конюшне, нашла наконец-то достойное себя королевство.

Катриона плотнее укуталась в побитый молью плед, словно это был горностаевый палантин, и повернулась к спутнику, одаривая его светлой и открытой улыбкой:

— Скажи, Саймон, ты когда-нибудь видел такую красоту?

— Нет, — отозвался он так тихо, что Катриона его не услышала.

Ее ничуть не смутило кажущееся равнодушие спутника. С громким смехом она вновь повернулась к скале и раскинула в сторону руки, как будто хотела обнять весь мир и всех в нем живущих.

За исключением одного человека.

Неожиданно Саймону почудилось, что ему нечем дышать, хотя свежайший горный воздух щедро вливался в легкие.

Он всерьез испугался, что причиной непонятного головокружения стала не высота, на которую они забрались, а какой-то роковой сдвиг равновесия между землей, небом и его собственным сердцем.

— Ты там долго собираешься любоваться видами? А то я уже совсем себе зад отморозил, — окликнул Уэскотт с такой грубостью в голосе, какой сам не ожидал.

В последний раз окинув долгим взглядом небо, раскрашенное схваткой снежной бури и солнца, Катриона неохотно повернулась и пошла к повозке. Неловко взобравшись на скамью, она метнула на Саймона недовольный взгляд. Муж и не подумал предложить ей руку. От стройного тела Катрионы повеяло теплом, Уэскотт старался смотреть прямо перед собой. Затем он отыскал рукой горлышко бутылки, удрученно признаваясь самому себе, что стал жертвой приступа невыносимой жажды, которую погасить не сможет даже самый лучший из сортов виски.

Ближе к ночи весенний снегопад стал сильнее. Пушистыми белыми перьями снежинки ложились на волосы Катрионы. Чувствуя себя крайне неуютно не столько от морозного ветра, сколько от необъяснимо холодного отношения к ней Саймона, она накрылась с головой своим ветхим пледиком и забилась в дальний угол сиденья. Лишив себя близости теплого тела Саймона и его мужского обаяния, тоже по-своему согревавшего ее раньше, Катриона вскоре так озябла, что не могла сдерживать дрожь во всем теле.

Стало совсем темно, но до сих пор путники не встретили ни постоялого двора, ни жилья, ни даже сарая, чтобы укрыться от непогоды. Саймон украдкой посмотрел на Катриону, молча выругался и дернул вожжи, чтобы повернуть повозку с дороги в сторону поляны, замеченной им среди леса.

Не прерывая затянувшегося молчания, он собрал и притащил несколько охапок хвороста, из которого быстро соорудил костер. Весело затрещали сгорающие ветки. Уэскотт привязал лошадок к дереву, стоящему неподалеку, чтобы животные могли щипать молодую травку, пробивающуюся из-под тонкого слоя снега. Катриона тем временем успела испечь несколько картофелин в кожуре и начала кормить Роберта Брюса ломтиками сушеной говядины.