Хозяин Вороньего мыса - Коултер Кэтрин

Когда они подплыли к родному берегу, Грунлиг издали увидел свою жену и поспешил к ней. Протягивая руки, он произнес:

– Я не так глуп, как ты думала. Я научился смирению и вернулся живым. – Началось великое веселье, но внезапно все смолкли и оглянулись: дверь дома распахнулась, и на пороге предстал Парма. Он усмехнулся:

– Ты вновь вернулся со скрюченными пальцами, Грунлиг? – крикнул он. – Выходи, теперь-то я убью тебя, все твои кишки выпущу и брошу чайкам, что вопят там, у моря.

Селина обернулась к Парме и ответила:

– О да, Парма, все верно, Грунлига уже нет среди нас, это лишь его призрак явился сказать нам последнее прости. Подойди ближе, и ты убедишься, что погубил его своим коварством.

Парма двинулся через весь зал и подошел вплотную к Грунлигу. Он уставился на руки воина и увидел, что они чисты и крепки. Тогда Парма посмотрел в лицо Грунлигу, постиг наконец истину и понял, что ему нет спасения. Побледнев, Парма пытался еще ускользнуть, удрать, но в руках Грунлига уже сверкнул меч, сталь его была такой яркой и блестящей, что все потом клялись, будто видели в его лезвии, словно в зеркале, лик Одина. Обеими руками Грунлиг поднял могучий меч высоко над головой и, продолжая улыбаться, медленно-медленно опустил его, разрубив голову Пармы. Меч продолжал движение, рассекая тело труса, и обе половинки трепетали, пытаясь воссоединиться, удержать жизнь, которой они уже лишились. Две половинки Пармы рухнули на землю. Кровь так и не проступила. Странно, но в распавшемся надвое теле не обнаружилось ни капельки кропи.

Все уставились на пол, но там лежали лишь две половинки Пармы, и обе они оказались полыми, ничего не содержали внутри. Люди Грунлига отступили в ужасе и изумлении, они просили Грунлига объяснить им, что произошло, и Грунлиг, Грунлиг Датчанин, ответил им:

– Я убил демона, который пытался внушить мне страх. – А повернувшись к жене, добавил:

– Этот человек звался Пармой, пока не вступил в мой дом, но потом Отец Один унес его и бросил в яму забвения, где остаются трусы, а его место занял призрак. Все кончено, у нас больше нет врагов.

С этого началось великое счастье и процветание Грунлига Датчанина, и его детей, и детей его детей, которые продолжали помнить о силе, отваге и мудрости своего предка и повторяли эту историю так часто, что она превратилась в легенду, а потом и в сказку. Говорят, однако, что потомки Грунлига до сих пор обитают на севере, только вот где именно – неизвестно. Но вы поверите мне, если в бурную ночь хорошенько прислушаетесь: гром до сих пор повторяет его имя, так Отец Один чтит викинга, который хранил свою честь и доверял Одину, владыке богов.

Ларен остановилась. Она стояла молча, опустив голову. Девушка так и не подняла глаз, когда со всех сторон раздались приветственные клики и серебряные монетки посыпались к ее ногам.

Но когда одна монетка задела ее ногу, Ларен внезапно ослабела от радости. Она не решалась приподнять голову, боялась, что кто-нибудь разгадает выражение ее лица, а Меррик может прочесть безумную надежду в ее глазах.

Вскоре Меррик увел Ларен в свою спальню. Он сделал это на глазах у Летты и всех Торагассонов” Таби остался с Кливом. Меррик велел Кливу отнести мальчика в постель к остальным ребятишкам, когда Таби окончательно утомит его своей болтовней о великом Грунлиге и его мудрости. Таби воспринимает Грунлига как живого человека, подумал Меррик, и тут же с удивлением обнаружил, что и сам он относится к Грунлигу, как к реальному существу. Кто знает, может быть, он и вправду жил когда-то, Ларен кто-нибудь рассказывал о нем, и она…

Он долго лежал рядом с Ларен, стараясь не шевелиться, и наконец сказал:

– Ты хороший скальд.

Ларен поблагодарила его, потом глубоко вздохнула и решилась заговорить:

– Я хотела спросить у тебя одну вещь, Меррик.

– Да?

– Сколько ты заплатил за Таби на невольничьем рынке?

Меррик застыл. Черт побери, эта девчонка его за дурака держит! Неужто она думает, он позабыл о серебряных монетках, которые она успела накопить с тех пор, как рассказывает о Грунлиге Датчанине? Интересно, много ли денег у нее уже набралось? Сегодня, когда Ларен завершила повесть, к ее ногам упало по меньшей мере двадцать серебряных монет и к тому же два тяжелых серебряных браслета – один из них бросил сам Олаф Торагассон.

– Я купил Таби за пятьдесят серебряных монет.

Он услышал, как Ларен тихонько ахнула, однако продолжал притворяться, будто ничего не понимает.