Любовь пирата - Линдсей Джоанна

— Дурацкий вопрос, паренек, — ответил Кейси. — Мать Беттины — женщина, которую я люблю и любил все двадцать лет!

— Прекрасно! Пусть ты — отец Беттины, это ничего не меняет, — упорствовал Тристан.

— Меняет по крайней мере одно: ты женишься на моей дочери!

— Ни за что! — взвился Тристан.

— Тогда Беттина уплывет со мной, как только шторм затихнет.

— Черта с два! Она дала слово, что останется со мной на год. Заставишь ее нарушить клятву?

— Это так, Беттина? — спросил Кейси.

— Да.

Капитан тяжело вздохнул.

— Если не желаешь жениться, парень, значит, и спать с ней не будешь. Я останусь здесь и сам присмотрю, чтобы все было, как надо!

— Никто не смеет мне приказывать, что делать, что не делать, особенно в моем доме.

Тристан понял, что Кейси вовсе не думает Шутить. Что теперь делать? Неужели смириться? Нет-нет. Он еще не готов отдать Беттину!

— Почему бы тебе не спросить у дочери, что она об этом думает? — процедил он.

— Мне все равно, — упрямо тряхнул головой ирландец. — Я отец Беттины и не позволю ей спать с мужчиной, который отказывается жениться!

— Черт возьми, Кейси! Посмотри на Беттину, я и так не трогаю ее, в таком-то состоянии! Она просто делит со мной постель и комнату, что здесь дурного?!

— Верно, — улыбнулся Кейси. — Поскольку ты все равно оставил ее в покое, зачем зря упрямиться, паренек?

— Хочу спать рядом с ней, — пробурчал Тристан.

— Прости, но не могу этого позволить. Тристан понял, что проиграл, и ничего не сможет сделать.

— Тогда тебе лучше пойти поговорить с отцом Адрианом, пока не начался шторм. Я настаиваю, чтобы ты тоже женился на своей даме, если, конечно, намереваешься делить с ней спальню, — язвительно прошипел он и отошел.

Заметив опечаленное личико Беттины, Кейси вздохнул:

— Я твой отец, девочка, хотя муж Жоссель и вырастил тебя. С моей стороны было предательством бросить тебя и твою мать, и поверь, я глубоко жалел об этом всю жизнь. Если бы не бедность… Как я мог лишить Жоссель роскоши, к которой она привыкла? Я так часто думал о тебе, хотя считал, что родился сын. Но теперь ужасно рад такой красавице дочери. Я никогда не был тебе настоящим отцом, Беттина, но, видит Бог, все сделаю, чтобы тебе было хорошо! Не осуждай меня за то, что я так строг с Тристаном!

— Я никогда бы не осудила тебя, Кейси, — прошептала растроганная Беттина, крепко обняв отца, чувствуя такую любовь, такую нежность, будто знала его всю жизнь. Но, взглянув на Тристана, чуть не заплакала и, быстро выйдя из залы, едва не бегом отправилась в спальню и бросилась на постель, горько рыдая.

— Я был не прав, Жоссель? — растерянно спросил Кейси, глядя вслед дочери.

— Трудно сказать, — отозвалась Жоссель. — Беттина была так счастлива.

— Но в мой прошлый приезд я узнал, что Беттина ненавидела Тристана. Он держал ее здесь против воли. Разве что-то изменилось? Она полюбила его?

— Да, но не признается в этом даже себе. Может, это к лучшему, и Тристан будет так тосковать без Беттины, что решит жениться на ней. Но тебе нелегко придется, если и в самом деле хочешь их разлучить.

— Ничего, попробую, — улыбнулся Кейси, — помнится Тристан что-то говорил о священнике. Он сейчас на острове?

— Да. Жюль уговорил его отправиться сюда, потому что некому крестить детей и венчать молодоженов.

— Тогда почему мы здесь стоим, хотел бы я знать? — хмыкнул Кейси.

Жоссель счастливо засмеялась, не в силах сдержать рвущуюся из груди радость. После стольких лет человек, которого она любила всем сердцем, наконец станет ее мужем. Если бы только дочь тоже могла найти свою судьбу, на земле не было бы женщины счастливее Жоссель.

День свадьбы Жоссель и Райана О'Кейси был отмечен самым ужасным штормом в том году, к несчастью, обрушившимся на новобрачных, когда они возвращались из деревни. Оба промокли до нитки, но были так поглощены друг другом, что, казалось, не замечали этого.

— Вижу, ты времени не терял, совершил благородный поступок, — ехидно заметил Тристан, после того как Жоссель пошла наверх, чтобы переодеться.

— Я долго ждал этого, парень, — отозвался Кейси, сбрасывая мокрую рубашку и подходя к камину.

— А что бы ты делал, не будь на острове отца Адриана? После двадцати лет разлуки с дамой, неужели бы держался от нее подальше, пока не найдешь священника?

— Трудно сказать. Но я благодарен Богу за то, что не подверг меня тяжкому испытанию! Ну а теперь, паренек, поскольку мы с тобой одного роста, как насчет того, чтобы одолжить сухую одежду — я оставил все вещи на корабле.

— По мне, хоть бы ты простудился и помер!

— Позор! Кто же обращается так с дедом своего ребенка? — хмыкнул Кейси.

— Господи Иисусе! Хоть бы не упоминал, что у моего малыша такой дед! — проворчал Тристан. — И не думай, что имеешь какие-то права на младенца!

— Ты забываешь, Тристан, что Беттина покинет остров в конце года и возьмет с собой ребенка.

— Черт бы тебя побрал, Кейси! Неужели ты на каждом шагу будешь язвить мне?! — взорвался Тристан и, повернувшись на каблуках, выбежал из дома, оставив довольно улыбавшегося Кейси в одиночестве.

Беттина не могла вспомнить, когда еще видела мать такой счастливой. Все сидели за столом, хотя ужин уже закончился. Но Кейси, не выпуская руки Жоссель, рассказывал о том, как жил вдали от Франции последние двадцать лет. Даже Тристан слушал внимательно, потому что ему было тоже неизвестно прошлое Кейси.

Пять лет пошло на то, чтобы скопить небольшое состояние. Тристану в то время тоже удалось раздобыть золота на покупку «Строптивой леди». Только цели у обоих моряков были совсем разные:

Кейси хотел вернуться к любимой — душу Тристана пожирали ненависть и жажда мести.

— Через пять лет я решил вернуться во Францию, — продолжал Кейси, — но корабль был застигнут ужасным штормом. Две ночи и день волны швыряли маленькое суденышко. Когда море успокоилось, оказалось, что шестерых матросов смыло за борт, мачта сломана, паруса унесло ветром.

Через два дня нас, к несчастью, заметили с пиратского судна. Турки — безжалостный народ.

Видя, что наш корабль потерял ход, они набросились на легкую добычу, и через полчаса мы стали рабами. Пираты были разочарованы скудной добычей и тут же решили продать всех оставшихся в живых, чтобы не возвращаться совсем без гроша.

Следующие девять лет прошли как в аду, и только моя решимость вернуться во Францию помогла выжить. Нет страшнее участи, чем быть прикованным к веслам галеры, и я постепенно терял волю и разум. Но наконец представилась возможность бежать, и я воспользовался ею вместе с немногими несчастными, потому что это гнусное каторжное судно перевозило целое состояние в золоте и драгоценностях. Когда все это поделили между теми, кто остался в живых, выяснилось, что я стал богаче, чем тогда, когда турки напали на нас.