Александра – наказание господне - Мельникова Ирина

Саша старалась не встречаться с князем, возможно, и он избегал ее. Обедала она вместе с мальчиками и Серафимой в детской. Иногда к ним присоединялась Агафья. Александра томилась в неведении о намерениях князя в отношении баронессы. Судя по всему, они остались прежними. Для себя Саша твердо решила дождаться Рождества, а после праздников попросить у Адашева расчет.

Ее затея провалилась. Если Саша кого-то и наказала, то только себя. Одинокая жизнь вдали от любимого станет пыткой. От одних воспоминаний о его поцелуях до сих пор горят ее губы...

Саша встала, чтобы подбросить дров. На душе становилось все тревожнее, будто сквозь бурю и ночную тьму пробивалось к ней смятение, охватившее всех, кто ее любил...

Она закрыла глаза и вновь увидела перед собой лицо Кирилла. Он улыбался ей, протягивая бокал с вином. Его глаза, ямочка на щеке, ложбинка на подбородке были совсем рядом, стоит лишь протянуть руку, тронуть кончиками пальцев слегка шершавую щеку... Сейчас мужские губы коснутся ее ладони. Кирилл уткнется в ее колени лицом, а она будет гладить и перебирать его волосы, шепча только им ведомые слова...

За стенами продолжал неистово завывать ветер, но вдруг какой-то звук, похожий на выстрел, привлек ее внимание. Неужели ее все-таки ищут или это какой-то отчаявшийся путник?

А вдруг это Кирилл? Он тоже мог задержаться в пути и заблудиться. Что же делать? Саша в отчаянии заметалась по хижине. Одежда ее до сих пор не просохла, ноги не лезли в сапоги. Накинув шубейку, она, как была босиком, подбежала к двери и открыла ее настежь.

Девушку обдало ледяным холодом, ноги вмиг закоченели, но она несколько раз прокричала в темноту:

– Эй, кто там! Идите на свет!

Ответа не последовало. Саша закрыла дверь и пробежала до пригретого ею места. Возможно, она приняла за выстрел удар ветки о крышу? Сколько она не прислушивалась, за ревом ветра невозможно было что-то разобрать.

Девушка быстро согрелась. Подбросив в жадную пасть печки поленьев, она вспомнила о своем желании, которое она загадала перед камином. Оно казалось невыполнимым. Разве могла она надеяться, что Кирилл Адашев когда-нибудь поцелует ее... Но он поцеловал ее.

Подстелив сибирку, Саша уселась на пол у печной дверцы, протянула руки к огню и ужаснулась. Она опять забыла нанести осточертевшие ей пятна. При осмотре больных приходилось протирать руки водкой, и индейская краска, которой нипочем солнце и дождь, не устояла.

Пришлось доставать из саквояжа флакончик с краской. Сейчас, правда, никто ее не видел, однако девушка уже привыкла чувствовать себя настороже. Нанеся последний мазок, она вздохнула: неужели даже здесь она не может расслабиться и почувствовать себя, как прежде, свободной, не скрывать своей внешности и чувств...

Вдруг словно ушат холодной воды обрушился на нее. Саша вспомнила быстрый взгляд Верменича на ее руки в тот злополучный вечер, когда князь объявил о своей помолвке. Он явно был чем-то удивлен. И девушка вспомнила: оказывая помощь раненому князю, она тоже протирала руки водкой и забыла потом нанести краску снова!

Она заметалась по тесной комнатушке. Неужели этот усатый проныра что-то заподозрил? А его тетеревиные пляски вокруг Серафимы? Не вызваны ли они желанием разузнать истинной причины, побудившей девушек оказаться в доме князя? В Серафиме Саша уверена, но до определенных пределов. Не дай Бог ей влюбиться! Однако она должна понимать, что черноусый барин не зря кружит около нее, есть у него своя выгода.

Что-то уж слишком часто стала жаловаться Серафима на Верменича. Хотя шуточки Павла и легкий с ним флирт не вызывают у нее такой неприязни, как в отношении к Кирдягину. Тут она предпочитает не выбирать выражений, рассказывая, с какой интонацией, улыбкой или выражением глаз вращается вокруг нее этот расфуфыренный индюк с вечным куриным пером в волосах...

Внезапно странный шорох вкрался в ее сознание. Кто-то подкапывался под дверь. Саша отчетливо разобрала царапанье когтей по дереву и нетерпеливое поскуливание, очевидно, от голода... Неужели волки? Она вспомнила огромного хищника, вожака уничтоженной стаи.

Девушка быстро достала из саквояжа длинный кинжал – подарок Шаро-Ке-Те. На кожаных ножнах были вырезаны таинственные знаки и застывшая в прыжке пума.

Осторожно ступая, Саша приблизилась к двери, сжимая в руке кинжал. На ходу она захватила одну из лавок, желая подпереть дверь.

Но она не успела. Дверь от сильного толчка чуть не слетела с петель. Саша вскрикнула, подняла кинжал и застыла...

Перед ней стоял князь Кирилл Адашев!

Какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга, но тут мимо князя протиснулся Алтай. Бросившись Саше в ноги, он прошелся по ним холодными лапами, прыгнул на грудь, оставив на сорочке мокрые следы, облизал горячим языком лицо и, выскочив на середину хижины, принялся яростно отряхиваться. Ледяные брызги окатили ее с ног до головы, и, вскрикнув от неожиданности, Саша отскочила в сторону. Адашева это тоже привело в чувство: захлопнув дверь, он приставил к ней лавку, чтобы не распахнулась.

Пройдя мимо Саши к столу, князь положил на него ружье, небольшую дорожную сумку, потом снял через голову скатку и, подтянув к себе лавку, сел. Исподлобья оглядел стоявшую перед ним девушку.

– Вы что, вымокли?

– Господи! – Саша подхватила с пола шубейку и прикрылась. Сколько же она простояла перед мужчиной с голыми ногами? И он тоже хорош, вздумал насмешничать в подобной ситуации! Она с негодованием посмотрела на князя, но тот, казалось, потерял к ней всякий интерес. Сняв короткий нагольный полушубок, лохматую волчью шапку с болтавшимся сзади, как косичка у китайского мандарина, хвостом, он отряхнул их у порога и повесил рядом с ее одеждой. Сжавшись в комок в своем меховом гнездышке, Саша молча следила за его перемещениями.

Наконец Адашев вновь вернулся к столу и сел на лавку. Вытянув правую ногу, слегка поморщившись, потер ее чуть выше колена. Молчание становилось невыносимым, а князь занялся тем, что раскрыл свою сумку и достал из нее табакерку и трубку. Саша ждала. Вот уже и трубка раскурена, а из дорожной сумки извлечены пшеничный каравай, какая-то снедь и бутылка. Все это было аккуратно разложено на полотенце, и только тогда его светлость соизволили поднять на нее глаза и глухо произнести: Извольте ужинать, мадемуазель!

Девушка беспомощно глянула на него. Я не могу! Я не одета!

Князь едва заметно усмехнулся, или ей показалось, может, свеча мигнула. Он встал и подал ей лежавшую рядом скатку:

– Завернитесь в одеяло. Ногам теплее будет.

«Все-таки не оставил без внимания ее ноги, паршивец», – подумала она, как в сари закутываясь в одеяло. Подойдя в своем одеянии к столу, Саша открыла «Сидор» и стала доставать припасы, уложенные Матвеем. Адашев хмыкнул: