Гордая американка - Бенцони Жюльетта

Александру познакомил с ним на приеме у леди Деси Робер де Монтескью. Журналист, наделенный даром блестящего рассказчика, баловавшийся к тому же стишками, казался бесконечно забавным этому титулованному господину, который сам обладал саркастическим складом ума и поэтому умел ценить словесную эквилибристику, которой потчевал его и его друзей Лоррен на своих пышных пиршествах, которые он закатывал на шитых золотом скатертях, усеянных сосудами в виде жаб с рубинами вместо глаз и корзинами с желтыми орхидеями и черными ирисами, усыпанными изумрудами и бриллиантами. Он был, надо отдать ему должное, щедрым хозяином, что проявилось особенно ярко, когда он принимал Сару Бернар, к которой питал величайшее почтение, считая богиней, сошедшей с небес. Она была единственным существом женского пола, чью красоту он был готов признать, однако, будучи представленным миссис Каррингтон, он и ей отвесил изящный комплимент, чем доказал способность ценить женскую красоту как таковую.

Под традиционный аккомпанемент свистков и хлопанья дверцами Средиземноморский экспресс тронулся, принявшись пожирать змеящиеся рельсы с восхитительной неторопливостью, ускоряя движение так, что это невозможно было уловить взглядом. Выбравшись из-под вокзального козырька, поезд умылся ливневыми струями. Над городом с самого утра сгущались тучи, и погода стала прохладной, совсем не такой, как накануне. Александра усматривала в этом небесный знак, совет махнуть рукой на всю эту серость и устремиться навстречу солнышку, под бочок к надежной, как скала, тетушке Эмити.

Пригородные виды мало ее занимали, поэтому она открыла саквояж, чтобы достать оттуда книжку. В этот момент раздался стук в дверь. Получив разрешение, на пороге вырос проводник.

– Вас устраивает ваше купе, миссис Каррингтон, или вы предпочитаете другое? – осведомился он.

– Нет, спасибо, я вполне довольна этим. Но неужели у вас много свободных мест?

– Нет, поезд почти полон, однако мы всегда оставляем про запас по крайней мере одно мягкое купе на случай, если кто-то сядет в вагон в последний момент. Возможно, тут у вас слишком слышны колеса?

– Я отлично себя чувствую и здесь.

– Желаете ли чего-нибудь? Чай, бокал шампанского?

– Ни того, ни другого, благодарю. Для первого поздновато, для второго, наоборот, рано. Вы давно здесь служите?

– Около трех лет. Я покинул Китай одновременно с месье Лораном. Я не мог похвастаться здоровьем, поэтому попросил перевод обратно во Францию.

– Удивительно! Разве ваше теперешнее занятие не более утомительно? Мне казалось, что работа посольского переводчика…

– Более завидная, нежели эта? – закончил за нее Пьер Бо с легкой улыбкой. – Я в этом не уверен. Учитывая, что за пассажиров мы перевозим, Компания подходит к найму персонала с великой разборчивостью. Мы обязаны владеть несколькими языками, обладать немалой культурой и, главное, иметь хорошее образование. Я, к примеру, с гораздо большим удовольствием исполняю мою теперешнюю роль проводника, чем прежнюю, переводческую, когда мне приходилось корпеть в четырех пыльных стенах над депешами, зачастую лишенными всякого интереса.

– Несомненно, несомненно…

Видя, что молодая женщина не слишком склонна поддерживать беседу, Бо сослался на занятость и ретировался. При этом он испытывал некоторую грусть. Она запомнилась ему очаровательной девушкой, полной радости и жизненной энергии, однако теперь он был вынужден сделать вывод, что замужество несколько изменило ее характер. Она превратилась в сказочную красавицу, однако он почувствовал в ней сдержанность, какой-то холодок, указывавший ему на его приниженное положение в обществе по сравнению с высотой, на которую вознеслась она. Не приходилось сомневаться, что она с большей радостью встретилась бы с путешественником Пьером Бо, нежели со служащим из спального вагона, которого она считала просто обслугой. Воистину, эти американки любят важничать, в отличие от подлинно важных дам, которые умеют вести себя совсем просто. Совсем недавно он встретился в вагоне с другой особой, пережившей осаду посольского квартала, – красавицей маркизой Сальваго Рагги, и та настояла, чтобы бывший переводчик поболтал с ней и выпил бокал шампанского.

«Мы с ним ветераны, – объяснила она сопровождавшей ее подруге. – Мы пережили вместе слишком трагические часы, чтобы они когда-либо изгладились из нашей памяти».

Все говорило о том, что бывшая мисс Форбс подходит к этому иначе; обиженный молодой человек дал себе зарок, что станет заниматься ею до самого прибытия на каннский вокзал строго в пределах служебной необходимости. Он был готов пойти на все, лишь бы она не догадалась, что он был в свое время немножко в нее влюблен. О, тогда она была так свежа, так светилась радостью! Приятное воспоминание, но лучше совершенно выкинуть его из головы! Однако Пьеру Бо трудно было не приняться гадать, что за человека она выбрала себе в мужья.