Изгнанник - Бенцони Жюльетта

Мадам Тремэн была словно в лихорадке, когда она поспешно покидала гостиную, в которой Адель, казалось, поселилась навечно, Роза пожала плечами:

– Да, конечно. Она по крайней мере не вредная. Правда, она глупа как пробка, но зато у нее есть важное качество: она, как сторожевая собака, заранее предупреждает об опасности, а это всегда полезно, когда мой сын и твоя дочь собираются вместе.

В то время как гувернантка впопыхах готовилась к отъезду (возможность хотя бы некоторое время провести вне этого мрачного дома очень обрадовала ее), Роза вновь предприняла атаку:

– Как ты предполагаешь жить дальше, если твой супруг и в самом деле никогда не вернется?

– Я запретила ему появляться здесь и счастлива от того, что он следует моему желанию.– Ну, хватит, – взорвалась Роза, – я никогда не думала, что ты можешь быть настолько лицемерной. Как будто ты не знаешь, что Гийом исчез, что у тех, кто его любит, душа истекает кровью, что Потантен обыскал каждый уголок в округе, но с каждым днем надежды все меньше. Может быть, в эту минуту он уже мертв…

На одно лишь мгновение Роза увидала, как в серых глазах подруги промелькнуло глубочайшее страдание, но тут же обида и злоба заслонили его, и прекрасные губы промолвили:

– Ах! Если бы я могла быть в этом уверена!.. В таком случае он бы уже не смог больше меня истязать…

Сделав над собой усилие, чтобы прогнать отвращение, которое вызывала в ней эта маска чудовищного эгоизма, мадам де Варанвиль повернулась к столу, чтобы скрыть свои чувства, и заметила лежащую на нем книгу. Это были «Мемуары» Сен-Симона, отрывки которых впервые вышли в свет в 1788 году. Закладка обозначала место, где остановился Гийом, который читая эту книгу накануне своего отъезда. Рукой, одетой в перчатку, она погладила сафьяновый переплет, перелистала страницы.

Незначительный жест, но он позволил ей вновь обрести хладнокровие.

– Отличные слова! По крайней мере я бы тоже сказала так, если бы я была римлянкой. Откуда ты их взяла? У Корнеля или у Расина? Во всяком случае, я не думаю, что они исходят из твоего сердца. Хотя., может быть, ты в самом деле дочь «огненного» графа де Нервиля?

– Как?.. И ты?

Фраза, так похожая на ту, что ей бросил Гийом, уходя из столовой в тот вечер, поразила Агнес, но ее восклицание вызвало пренебрежительную улыбку подруги:

– Когда я сказала, что ты себя считаешь римлянкой? Да, полюбуйтесь – перед вами Цезарь!.. Но если хочешь, оставим литературу. Поговорим лучше о суровой реальности: ты подумала о будущем? Как ты считаешь, сколько времени ты сможешь содержать в порядке дела и заботиться, о доме, пока не вернулся Гийом, особенно в настоящее время?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только одно: в курсе ли ты тех многочисленных дел, которые Гийом ведет в разных уголках Котантена: в Шербурге, в Гранвиле, в Картрэ, в Турлавиле, не считая его склада деревянных деталей для кораблей в Сен-Васте? Считаешь ли ты себя способной руководить ими? Сумеешь ли ты разговаривать не только с банкирами, но и с капитанами кораблей, с плотниками? Ты раньше хоть раз интересовалась, что происходит на ферме или в конюшне?

– Но у тебя же получается!

– Ну, я всегда занималась этими делами, и я люблю все это. Но что касается тех дел, которые Феликс ведет с твоим мужем, я ничего о них не знаю. В общем, так: если Гийом в самом деле… исчез, – и тут она чуть не разрыдалась, – то ты рискуешь разорить не только своих детей и потерять этот дом, который для них построен!

– Ты богата. Тебе нечего бояться…

– В спокойные времена – вне всякого сомнения. Но эти времена – увы! – кончились. Сейчас начинается охота на священников, а скоро, быть может, начнут охотиться на богатых и знатных, как уже было когда-то во времена большой смуты после падения Бастилии. Так я прошу тебя в последний раз, прислушайся к голосу своего разума, раз уж у тебя нет сердца!

– Если бы у меня не было сердца, я бы так не страдала! И я напоминаю тебе, в его жизни была другая женщина…

– О, Боже! Ты все время твердишь одно и то же, – вздохнула Роза, – ты становишься невыносимой! Ну а ты сама… разве в твоей жизни не было другого мужчины? Когда он взял тебя замуж, не выскочила ли ты накануне из постели старого Уазкура, куда, между прочим, никто тебя не толкал… Гийому было тридцать пять дет, и ты, по-моему, не рассчитывала, что он все еще девственник!

Возвращение Элизабет, одетой в зимнюю пелерину, подбитую мехом горностая, положило конец беседе, которая становилась все более неприятной для обеих подруг. В первый раз за последнее время малышка подставила свою щечку маме, но сама не поцеловала ее. Совершенно очевидно было, что она торопится уехать, и это огорчило Агнес. Но она быстро нашла утешение в Адаме. Это был мальчик умненький и веселый, которого не за что было упрекнуть, разве что за цвет его волос.