Изгнанник - Бенцони Жюльетта

В это утро речь шла о рагу, приготавливаемом из большого количества разнообразных овощей и коровьей требухи. Оно тушилось в кастрюле на очаге, издавая при этом дивный аромат. Адель удалось учуять этот запах с другого этажа, она совершенно не переваривала его, что, кстати, служило превосходным поводом для Клеманс включить в меню именно это блюдо, которое всегда замечательно ей удавалось. Адель тут же прибежала выразить свое возмущение:

– Месье Гийома здесь больше нет, и я не понимаю, зачем вы так настойчиво заставляете мадам Тремэн питаться этим вульгарным варевом, которое ей не так уж и нравится.

– Если бы оно ей не нравилось, как вы говорите, она бы давно мне сама об этом сказала, а я до сих пор не слышала, чтобы она жаловалась…

– Она поручила это мне. Приготовьте что-нибудь другое.

– Это не в моей власти. Я хочу вам напомнить, что сейчас зима, что продуктов мало и что не время создавать трудности. Утром мне принесли из Этупэна немного говядины, все, что нужно для хорошего блюда: требуху, четыре рульки, сычуг, книжка, рубец и лопатку. Они восхитительны, а вы хотите, чтобы я выбросила их в помойку? Мадам захочет отведать это блюдо, я ее знаю. А если вам это не нравится, я могу предложить тарелку вчерашнего супа, простоквашу и ломоть копченого сала…

– Я не ем остатки! Вы сделаете мне омлет!

Лицо мадемуазель Белёк приняло оттенок кирпичного цвета, и она угрожающе помахала шумовкой перед носом у своей противницы:

– Больше никогда я не сделаю это блюдо, и мадемуазель это прекрасно известно. Это было любимым блюдом нашего бедного месье Гийома, и вы никогда не будете его есть, во всяком случае, под этой крышей! По крайней мере приготовленное мной… Если уж вам так его хочется, то возвращайтесь в Ридовиль! – Моя кузина предпочитает, чтобы я оставалась рядом с ней. А вот ваше присутствие, мне кажется, все менее необходимо…

– Чтобы вы завладели моими кастрюлями и отравили весь дом в надежде побыстрей получить наследство? Можете не рассчитывать на это!

Приход Потантена положил конец этой перепалке. Презрительно пожав плечами, Адель покинула поле битвы. Вопреки своей наглости она с трудом выносила тяжелый взгляд старого мажордома, который обладал даром ставить ее в неловкое положение. Зато Клеманс почти упала к нему в объятия:

– Ну наконец! В этом доме стало невозможно дышать без вас. Я боюсь, мне так долго не протянуть…

– Нужно потерпеть, мой друг. Ни вы, ни я не имеем права покидать свой пост. Хотя бы для того, чтобы защитить детей от этой мегеры…

Тяжело вздохнув, Клеманс сказала:

– Да, я все понимаю, это просто так, к слову… Ну, рассказывайте, какие у вас новости?

–Увы! Никаких… Боюсь, что надежды уже не осталось… Произнося эти слова, Потантен приложил палец к губам и на цыпочках подошел к двери, за которой ему слышалось шуршание юбок. Резким движением он распахнул дверь, и они успели заметить голубее платье Адель, исчезающее за парадной лестницей. Клеманс хихикнула:

– Нет необходимости проявлять такую осторожность. Вы можете быть уверены: она всегда подслушивает под дверью…

– Ну а теперь нам нужно запретить ей: к нам приехал важный союзник, и было бы желательно устроить так, чтобы мадам Агнес смогла поговорить с ним без посторонних ушей…

Клеманс имела все основания предполагать, что приготовленное ею блюдо не будет отвергнуто: оно имело большой успех у бальи. И даже у Агнес, которая так измоталась за последнее время, неожиданно прорезался аппетит. Было очевидно, что приезд Сэн-Совера был встречен ею с искренней радостью и послужил поводом для временной, но так необходимой передышки от страданий, порожденных ревностью словно в отместку за то, что любовь ее не хотела умирать. Ей, впрочем, удалось изобразить на лице безмятежность и посетовать на то, что «Гийом, который сейчас в отъезде по северным странам, где у него дела», конечно» будет сожалеть о том, что не застанет бальи, но что был бы рад повидаться с ним.

Бальи не выходил из своей роли. Время от времени его холодный взгляд мельком останавливался на Адель, которая, верная своей привычке, ела, не поднимая глаз от тарелки, и из осторожности воздерживалась от участия в разговоре. Таким образом, получалось, что обязанность поддерживать разговор за столом полностью легла на гостя, так как мадам Тремэн отделывалась короткими замечаниями… Итак, он прибыл из Парижа, где революция в первые месяцы 1791 года, казалось, немного поутихла, что, несомненно, было вызвано обычным зимним оцепенением. О том, что она все-таки происходит, можно было догадаться лишь по трехцветным кокардам, которые мода и пришлые правила хорошего тона преобразили на множество ладов, в то время как встречались шляпы и без подобного украшения. Ходили туманные разговоры о том, что пора заменить корону на герцога Орлеанского, но скорее этот шум был спровоцирован Пале-Роялем.