Где властвует любовь - Куин Джулия

– Ну, едва ли я могла отправиться куда-либо в одиночку в собственной карете, – заметила Пенелопа, прежде чем вспомнила о своем решении хранить молчание.

Колин слегка повернул голову. Пенелопа не представляла, что это значит, но вряд ли что-нибудь хорошее, особенно если учесть, как напряглась его шея.

– Прошу прощения? – произнес он голосом, в котором пугающим образом сочетались шелк и сталь.

Ну теперь-то она должна ответить, не так ли?

– Э-э… ничего, – промямлила она, надеясь, что некоторая неопределенность сгладит впечатление от ее ответа. – Просто мне не позволяют ездить по городу без сопровождения.

– Мне это отлично известно, – отрезал Колин. – И для этого есть весьма веские причины.

– Поэтому, – продолжила Пенелопа, решив не обращать внимания на его последнюю реплику, – я не могла воспользоваться нашей каретой, чтобы отправиться по своим делам. Ни один из наших кучеров не согласился бы отвезти меня.

– Что говорит об их исключительной мудрости и здравом смысле, – резко бросил он.

Пенелопа промолчала.

– Ты хоть представляешь, что могло случиться с тобой? – мрачно осведомился Колин, начиная терять свое напускное самообладание.

– Э-э… весьма приблизительно, – отозвалась она с некоторой заминкой. – Я бывала здесь раньше и…

– Что? – Он схватил ее за локоть, причинив боль. – Что ты сказала?

Повторять сказанное было опасно, и Пенелопа просто сверлила его взглядом, надеясь пробиться сквозь гневную пелену этих глаз к тому Колину, которого она знала и так нежно любила.

– Только в экстренных случаях, когда мне нужно было передать издателю срочное послание, – объяснила она. – Я отправляла зашифрованное сообщение, чтобы он забрал записку в условленном месте.

– Кстати, к вопросу о записке, – буркнул Колин, выхватив сложенный листок из ее рук. – Что, к дьяволу, это значит?

Пенелопа в замешательстве уставилась на него.

– По-моему, это очевидно. Я…

– О да, конечно. Ты, будучи леди Уистлдаун, наверное, неплохо посмеялась надо мной, когда я утверждал, будто это Элоиза. – Выражение, с которым Колин произнес эти слова, чуть не разбило ей сердце.

– Нет! – воскликнула Пенелопа. – Нет, Колин! Я никогда бы не стала смеяться над тобой.

Но по его лицу было видно, что он ей не верит. В глазах Колина светился стыд, выражение, которого она никогда раньше не видела и не предполагала увидеть. Он же Бриджертон! Всеобщий любимец, неотразимый и уверенный в себе. Ничто не могло привести его в смущение. Никто не мог унизить его.

Очевидно, кроме нее.

– Я не могла сказать правду, – прошептала Пенелопа, отчаянно желая, чтобы это ужасное выражение исчезло из его глаз. – Ты же понимаешь, что это было невозможно.

Колин выдержал долгую мучительную паузу, а затем, словно она ничего не говорила и не пыталась ничего объяснить, поднял уличающий листок и яростно потряс им в воздухе, не обратив внимания на ее испуганный возглас.

– Это глупо, – заявил он. – Ты что, совсем лишилась рассудка?

– Что ты имеешь в виду?

– У тебя есть отличный выход. Надо только воспользоваться им. Крессида Тумбли жаждет принять на себя весь позор.

Внезапно он схватил ее за плечи и так крепко стиснул, что она едва могла дышать.

– Почему ты не хочешь оставить все как есть? – страстно произнес он, сверкая глазами. Пенелопа никогда не видела, чтобы Колин проявлял такие сильные эмоции, и ее сердце разрывалось от мысли, что они вызваны гневом на нее.

– Я не могу этого допустить, – прошептала она. – Я не могу позволить, чтобы она выдавала себя за меня.

Глава 13

– Но почему?

С минуту Пенелопа только молча взирала на него.

– Потому что… – Она замолчала, не представляя, как объяснить, что она чувствует. Ее сердце разрывается, ее самый ужасный – и самый восхитительный – секрет раскрыт, а он полагает, что у нее хватит присутствия духа, чтобы связно изложить свои мысли?

– Я понимаю, что она, возможно, самая редкостная стерва…

Пенелопа ахнула.

– …из всех, что рождались в Англии, по крайней мере, в этом поколении, но ради Бога, Пенелопа, – Колин запустил пятерню в свои волосы и вперил в нее жесткий взгляд, – если она готова взять на себя всю вину…

– Честь, – перебила его Пенелопа натянутым тоном.

– Вину, – повторил он. – Ты хоть подумала, что произойдет, если все узнают, кто ты на самом деле?

Уголки ее губ напряглись от нетерпения… и раздражения, вызванного, его снисходительным тоном.