Фиалковое зелье - Вербинина Валерия

– Кра! – недовольно сказал гусь, вместе с Владимиром наблюдавший за этой сценой.

Человек, лежавший на дороге, не шевелился. Поколебавшись, Гиацинтов быстро двинулся вперед.

– Эй, сударь! Эй! Что с вами?

Но сударь лишь издал слабый стон и закрыл глаза.

Гиацинтов в отчаянии огляделся по сторонам. На краю колодца стояла большая деревянная бадья. Недолго думая, Владимир схватил ее, быстро зачерпнул воды и выплеснул ее всю на незнакомца, облив при этом и свои брюки.

Результаты не замедлили сказаться. Во-первых, молодой офицер в мокрой одежде почувствовал себя нелепо и неловко, и во-вторых, незнакомец издал нечто вроде бульканья, открыл глаза и не без труда принял сидячее положение. Сначала он увидел сказочное дерево, осыпанное белыми цветами, затем какую-то необыкновенную птицу, похожую на лебедя, и наконец – высокого стройного молодого человека с темными волосами, хрустальными глазами, ямочкой на подбородке и лицом ангела.

– Сударь, – пролепетал незнакомец, – скажите мне: я в раю?

– Нет, – удивленно ответил Владимир. – Вы недалеко от станции.

Его собеседник глубоко вздохнул.

– Значит, я не умер? – без особой радости спросил он.

– Насколько я могу судить – нет, – заверил его собеседник.

– И слава богу, – сказал странный незнакомец, после чего вновь потерял сознание.

Приблизительно в то же самое время, когда Гиацинтов на дороге завел с незнакомцем беседу о рае, в избушке станционного смотрителя имел место не менее интересный разговор, в котором участвовали черноглазая красавица Дуня и плечистый гигант Балабуха. Судя по всему, они никак не могли оторваться от лубочной картинки, изображавшей битву.

– Так-с, Дуня, ну а эти, с султанами на шлемах, кто?

– Уланы, – отвечала Дуня, пожимаясь и хихикая.

– Ну а эти, которые вон тут на лошадях скачут? – Произнося эти слова, Антон придвинулся к Дуне совсем близко.

– Это кавалеристы, – отвечала красавица, потупившись.

Поскольку собеседники уже перебрали гренадеров, кирасиров, лейб-гвардейцев, артиллеристов, драгун и прочие роды войск, по всему следовало, что дело идет к решительному наступлению. Балабуха кашлянул, скосил глаза на картинку и наклонился к Дуне, но тут дверь яростно грохнула, ударившись о стену, и в избушку влетел Владимир Гиацинтов. Дуня моментально отскочила от громадного офицера и стала с удвоенным усердием смахивать пыль со стола.

– Антон Григорьич! – воскликнул Владимир. – Там на дороге человек… в тяжелом состоянии… Надо бы перенести его сюда, да доктора к нему!

– Да сделаем, об чем речь, – буркнул Балабуха сердито. Судя по всему, он искренне переживал, что не успел всесторонне обсудить с Дуней разворачивающееся на картинке генеральное сражение.

Через несколько минут раненый незнакомец уже лежал на кровати в домике станционного смотрителя, и сердобольная хозяйка растирала ему виски уксусом. Придя в себя, бедняга схватился за голову и застонал.

– Не бойтесь, – сказал ему Гиацинтов, – вы в безопасности. Однако кто же это вас так отходил?

Поняв, что ему и в самом деле ничего не угрожает, незнакомец заметно успокоился и рассказал следующую историю. Его зовут Август Добраницкий, и он польский шляхтич. Несколько месяцев тому назад он повстречал в Киеве девушку и влюбился в нее. Узнав, что она живет в этих краях, он приехал сюда, чтобы быть ближе к предмету своей страсти. К несчастью, девушка оказалась из богатой семьи, в то время как он, Добраницкий, богатством похвастаться не может. К еще большему несчастью, отец девушки, деспот и самодур, заметил, что молодой человек явно неравнодушен к его дочери, и в недвусмысленных выражениях предложил ему убираться подобру-поздорову. Август, разумеется, не послушался, после чего сегодня утром на него напали подосланные отцом девушки люди и жестоко избили. Что было дальше, он не помнит, и как он добрался до станции, не помнит тоже. После того, что случилось, жизнь ему вовсе не мила, и вообще он не знает, куда ему теперь податься. Без девушки его существование не имеет смысла, но ужасное подозрение, что ей, скорее всего, известно о его позоре, жжет его душу каленым железом (при этих словах Добраницкий почему-то покосился на Дуню).

– Вот бедняга! – сочувственно промолвил Антон, которому во время рассказа Августа вспомнились все его собственные горести. – Не повезло тебе, однако!

– И что же вы будете теперь делать? – спросил Владимир.

Выяснилось, что Добраницкий этого не знает, но все же склоняется к тому, чтобы написать прощальное письмо любимой и пустить себе пулю в лоб.

– Эк куда хватил! – проворчал Балабуха. – Из-за женских глаз – стреляться! Тьфу! Да ни одна женщина на свете этого не стоит.

Поляк гордо вскинул голову.

– Сразу же видно, что вы никогда не любили по-настоящему, – пылко возразил он. – А я не смогу жить без моей Маши. Не смогу!

– Поначалу, конечно, оно всегда так, – отпарировал задетый за живое Балабуха. – А вы все-таки попробуйте, авось у вас получится.

– Я бы и хотел, – искренне ответил Август. – Но ничего не выйдет. От любви не существует лекарств.

– Это только так говорится, – вмешался Владимир. – Между прочим, древний поэт Овидий написал на сей счет целую книгу, которая так и называется: «Лекарство от любви».

– И что, она многих вылечила? – с сомнением спросил Добраницкий.

– Ну, раз ее до сих пор читают, значит, не так уж она плоха, – заметил Гиацинтов. – Постарайтесь для начала уехать как можно дальше от вашего предмета страсти, и вы сами увидите, что любовь не выдерживает больших расстояний.

– Возможно, это так, – вздохнул Август, – но дело в том, что я не настолько богат, чтобы позволить себе хорошее путешествие. – Он поднялся с кровати, но ноги еще плохо держали его. Добраницкий покачнулся и ухватился за стену, однако и в этом положении ухитрился отвесить офицерам глубокий поклон. – Благодарю вас, господа, за участие и желаю вам всего доброго. Прощайте!

Балабуха и Гиацинтов переглянулись.

– Может, возьмем его с собой? – неожиданно спросил Антон. – Обидно ведь видеть, как человек пропадает, в сущности, ни за грош.

– Но наше поручение… – нерешительно начал Владимир.

– А при чем тут оно? – удивился силач. – В конце концов, Чернышёв ведь не запрещал нам брать попутчиков… Эй, Август! Хочешь прокатиться с нами до Вены?

Добраницкий обернулся. На его лице было написано искреннее изумление. Нет, ну а что еще вы бы почувствовали, если бы совершенно незнакомые люди просто так пригласили бы вас составить им компанию и поехать за тридевять земель?

– До Вены? – на всякий случай переспросил Август. – Вы сказали – до Вены?

– Так точно, сударь, – весело промолвил артиллерист. – Посмотришь мир и заодно печаль свою развеешь. Ну так как?

– Но дело в том, – сконфуженно признался Добраницкий, – что у меня при себе совсем мало денег.

– Э, пустяки, – отмахнулся Балабуха. – У нас их хватит на всех. Решено: ты едешь с нами.

– Ну, раз вы так настаиваете… – Август пожал плечами. – Хотя, с другой стороны, почему бы и нет?

И на следующее утро в отремонтированном экипаже троица искателей приключений выехала по направлению к российско-австрийской границе, причем смотритель, вопреки своему обыкновению, дал им самых резвых лошадей. Все дело было в том, что не только Балабуха жаждал беседовать с Дуней об уланах, идущих в атаку, но и Август, хотя его сердечная рана была свежа как никогда, обратился к красавице за разъяснениями по тому же самому вопросу. Смотритель встревожился и решил, что чем дальше и чем скорее господа окажутся от станции (и от его дочери), тем лучше будет для всех. Поэтому экипаж был починен куда быстрее, чем обычно, и лошади нашлись в мгновение ока.

– А что вы собираетесь делать в Вене, господа? – спросил Добраницкий.

Балабуха кашлянул и покосился на Владимира, предоставляя тому право отвечать.

– У нас там друг, – объяснил Гиацинтов. – И, как на грех, он куда-то запропастился.

– Ничего, найдется, – успокоил их Август. – Вена – город веселый, а некоторые венки – очень даже хорошенькие штучки!

– А ты что, там был? – удивился Балабуха.

Добраницкий картинно закатил глаза.

– О! Куда только меня судьба не заносила!

Мимо путешественников текли хаты, плетни, равнины, цветущие деревья, верстовые столбы. Добраницкий высунулся в окно и громко выражал свое восхищение красотами окружающей природы. Он болтал, не закрывая рта, но – странное дело – почему-то его болтовня ничуть не утомляла, а наоборот, освежала, как хороший душ, хотя то и дело Августа, что называется, заносило. Судя по его речам, он объездил чуть ли не весь земной шар, был накоротке знаком со многими вельможами и при этом обнаружил такое знание цирковых фокусов, какое вряд ли приветствуется в высшем свете. Прямо на глазах у изумленных офицеров он продемонстрировал несколько трюков с картами и монетами, но тотчас же спохватился и стал говорить, что интересуется фокусами исключительно ради развлечения, чтобы была возможность развлечь дам, когда им скучно.