Ночные тайны королев - Бенцони Жюльетта

– А что если нам, – предложил ничуть не смущенный король, – сделать тот год, о котором вы говорили, високосным? Давайте прибавим ему один день.

…Ребенок, который родился у Авроры и Августа, принес славу Франции. Его звали Морис Саксонский; в 1745 году он одержал под Фонтенуа блестящую победу над англо-голландскими войсками и стал маршалом.

Старший из двух братьев, Карл-Иоанн, отличался любовью к авантюрам. Уже в восемнадцать лет он, воюя на Средиземном море, самостоятельно захватил турецкую галеру. Его за это щедро наградили – сделали мальтийским рыцарем, хотя Карл-Иоанн был не католиком, а протестантом.

А какие замечательные, какие захватывающие истории про него рассказывали! Например, о его верном паже, который повсюду следовал за своим господином и часто ночевал с ним в одной кровати – якобы потому, что бесстрашный Кенигсмарк боялся крыс, а паж – нет.

– Они шуршат, и пищат, и норовят взобраться на постель, – с притворным ужасом повествовал как-то Карл-Иоанн приятелям. – А однажды мерзкая серая тварь свалилась на меня с балдахина.

– Ну а мальчик-то вам зачем? – спросили у него. – Отпугивать крыс, что ли?

– Вот именно, – кивнул молодой рыцарь, пряча улыбку. – Иоахим кричит на них и колотит по прикроватному столбику шпагой.

– Крысы-то, может, после этого и уходят, – возразили ему собеседники с сомнением. – Но как вам удается заснуть при таком шуме?

– А мне и не удается, – вздохнул Карл-Иоанн. – Однако же я все равно благодарен моему пажу.

Еще бы он не был благодарен! Ведь паж-то на поверку оказался юной графиней Саутгемптон, которая, влюбившись в Кенигсмарка, забыла свой супружеский долг и сбежала от мужа – человека, кстати, незлого и вполне достойного уважения.

Она так и не вернулась к семейному очагу. Когда ее разоблачили и опознали, вышел большой скандал. Влюбленные метались по Европе в поисках уютного и тихого местечка, а по их следам мчались кареты с родственниками графини. Не исключено, что молодую женщину все же заставили бы расстаться с Карлом-Иоанном, но судьба распорядилась по-своему: блистательный мальтийский рыцарь и дама его сердца заболели «зловредной лихорадкой» и умерли едва ли не в один день.

Что же до младшего из братьев, Кристофа-Филиппа, то он тоже стал заправским воякой. При виде его стройной, затянутой в яркий камзол кавалериста фигуры женщины всех возрастов теряли голову. Он был черноволосым, белозубым, синеглазым и загорелым – и прекрасно умел говорить комплименты. Но это умение пригождалось ему редко, потому что красавицы попросту не давали графу Кенигсмарку довести цветистую фразу до конца, а сразу бросались ему на шею, шепча:

– Ты – герой моих снов. Так обними же меня покрепче и унеси в мир грез!

…Наконец Филиппу надоело сражаться с турками, и он перебрался к сестре в Дрезден. Город оказался чудесным, а красавиц там было столько, что у бедного экс-кавалериста глаза разбежались.

Примерно через полгода Аврора, наблюдавшая за тем, как брату, в очередной раз дравшемуся на дуэли с очередным оскорбленным супругом, врачуют руку, предложила:

– Послушайте, а не хотите ли вы наняться в полковники к ганноверскому курфюрсту? Ведь еще несколько подобных стычек – и перед вами закроются двери всех приличных домов.

– Не преувеличивайте, сестрица, – морщась от боли, сказал красавец. – Убить меня из-за угла могут, а вот не принимать – вряд ли. И я не хочу отправляться в Ганновер. Про Эрнеста-Августа я только плохое слышал. И вообще – после Дрездена ганноверский двор наверняка покажется мне глухой провинцией. А впрочем… я подумаю.

И раненый закрыл глаза – в знак того, что до крайности нуждается в отдыхе.

Аврора понимала, что столь блестящему кавалеру, как ее Филипп, поездка в Ганновер должна казаться ссылкой. В Европе про это курфюршество шла дурная слава – и все благодаря нраву его владетеля Эрнеста-Августа. Этот жадный, подозрительный и занудливый старик с упоением предавался всевозможному разврату. Когда он был помоложе, отцы спешно загоняли своих дочерей в дома, едва вдали показывалась кавалькада всадников во главе с курфюрстом.

– Всех девиц перепортил, – ворчали подданные. – И добро бы еще денег давал или как иначе убыток возмещал – так нет же: потреплет по щечке и дальше скачет, по сторонам оглядывается, новую красотку ищет. Скупердяй!

Но теперь силы у него уже были не те, и ему приходилось довольствоваться одной-единственной любовницей – Кларой-Елизаветой Мейзенбургской, ставшей благодаря ему графиней фон Платен. Эта женщина имела очень неприятный характер, но была красива и знала все секреты и уловки обольщения. Эрнест-Август был доволен и счастлив.

Однако же сама Платен – необычайно тщеславная и любвеобильная особа – постоянно пребывала в плохом расположении духа, потому что считала курфюрста слишком уж старым и слишком скучным. Ее постель согрели едва не все дворцовые офицеры, а иногда она даже затаскивала к себе солдат, стоявших на часах у ее покоев.

– Пойдем, голубчик, – говорила она сурово, – посторожишь меня нынче с другой стороны двери.

Разумеется, об этих проделках графини знала вся Европа, и именно из-за них ганноверский двор приобрел свою сомнительную известность. Но курфюрст, надо ли говорить, ни о чем не догадывался и всецело доверял графине, прислушиваясь к ее советам и делясь с ней всеми своими горестями.

Аврора, конечно же, вовсе не желала, чтобы ее любимый брат навсегда похоронил себя в таком неприятном месте, как Ганновер, но она просто не видела для него иного выхода. Обманутые мужья одолевали, и саксонский курфюрст Фридрих-Август I (он же король Польши Август II), несмотря на все свое расположение к ближайшему родственнику прекрасной Авроры, мог вот-вот выслать того за пределы страны. Филипп, безусловно, знал о грозившей ему опасности, но отправляться в этакую глушь… «Нет, он не согласится, не согласится, – печально размышляла Аврора. – С другой стороны, у него совсем нет денег. Господи, что же делать? Что еще можно придумать?»

Аврора совсем пала духом.

Но каково же было ее удивление, когда брат сообщил ей о своем согласии наняться на службу к старому ганноверцу.

– Видите ли, – сказал Филипп, поправляя черную шелковую перевязь, на которой покоилась его заживающая рука, – мне обещано неплохое жалованье. Год-полтора я там выдержу, а потом опять вернусь сюда. Ей-богу, лучше Дрездена города нет.

Аврора очень обрадовалась, хотя ей и показалась несколько подозрительной сговорчивость брата.

Она и не догадывалась, как счастлив был Филипп, когда услышал об открывшейся вакансии при ганноверском дворе. Объяснялось это тем, что неотразимый Кенигсмарк вот уже много лет горячо любил жену наследника тамошнего престола Софию-Доротею. То есть полюбил он ее тогда, когда она еще не была замужем, а жила при дворе своего отца герцога Брауншвейг-Люнебургского. А семнадцатилетний Кенигсмарк служил у герцога пажом. Юноша сопровождал дочь своего господина на охоту, читал ей вслух сочинения Расина и нередко бывал ее кавалером на придворных балах… Немудрено, что хрупкая блондинка София-Доротея и высокий черноволосый паж влюбились друг в друга.