Любовник - Шоун Робин

В инвалидном кресле спиной к порогу сидел седовласый человек. Перед ним, создавая оранжевый ореол, горел огонь е камине из красного дерева. Над головой, на каминной полке, по обеим сторонам мраморных часов красовались голубые севрские вазы. Сквозь окна снаружи проникали солнечные лучи. Рядом с больным стоял чайный столик на колесиках и массивное кресло.

Инстинкт предостерегал ее против того, чтобы входить в спальню, но здравый смысл заставил посмеяться над нелепыми предчувствиями. Энн привыкла находиться в комнате больного.

Граф Грэнвилл оказался стариком, и к тому же калекой. Он физически был не в состоянии причинить зло. И, пренебрегая предостережениями инстинкта, Энн шагнула через порог. И тут же услышала, как позади мягко закрылась дверь.

— Добро пожаловать в мой дом. — Граф так и не повернул головы, но его хорошо поставленный голос отчетливо разносился в комнате. — Надеюсь, вы не будете возражать, что старик принимает вас в личных покоях? Пожалуйста, садитесь.

Энн не хотела задерживаться. Ей хотелось бежать на свежий воздух, а не вдыхать запах карболки. Но она тут же устыдилась собственных мыслей. Граф не по своей воле сделался инвалидом. Ом стал таким по не зависящим от него обстоятельствам.

— Спасибо, лорд Грэнвилл, — проговорила она, — Вы очень любезны.

Каблучки простучали от двери до кресла. А разнесшееся по дому эхо подтвердило, что жилище калеки уединенно и пустынно. Энн поняла, насколько она сама оторвалась от той жизни, которую вела, пока не решилась поехать в Лондон.

В последние дни ей трижды приходилось встречаться с необычными людьми: Майклом, Габриэлем и новым конюхом, которого управляющий имением нанял, пока она отсутствовала.

Губы Энн тронула удивленная улыбка. И вот еще один — старик в инвалидной каталке. Энн обогнула кресло, и жар от огня смел улыбку с ее лица. Она устроилась на самом краешке обтянутой красным бархатом подушки.

Лицо графа было морщинистым и изможденным от возраста и боли. Энн дала бы ему чуть больше семидесяти лет. Он показался ей человеком, познавшим к жизни много удовольствий или постоянно к ним стремившимся. Глаза померкли, и в полумраке спальни никто не угадал бы их Цист. Но они смотрели пристально, словно силились разгадать, как отреагирует гостья на его стариковскую немощь.

— Извините, что не могу подняться. Энн отвела взгляд.

— В этом нет никакой необходимости, милорд.

На чайном столике она заметила две чашки с золотым ободком на золоченых блюдцах. Серебряный сервировочный поднос дополнял ансамбль из сахарницы и кувшинчика для сливок. Здесь же были белые сложенные салфетки. А дольки лимона слуги уложили в маленькую серебряную вазочку. Пар поднимался от серебряного чайника, который был только что заварен.

Словно граф ее ждал.

Энн подавила новый прилив неуверенности. Она скосила глаза на правую руку графа, которая покоилась на деревянном подлокотнике инвалидного кресла. Старик что-то перекатывал между пальцами. Энн присмотрелась и различила блеск двух серебряных шариков, в которые обычно играют дети.

В камине разломилось полено, и в трубу взметнулись сноп искр и языки желтого пламени. Энн оторвала взгляд от руки старика и снова встретилась с ним глазами. Ей пришлось облизать губы, потому что она почувствовала, как они внезапно пересохли.

— Я хочу поблагодарить за заботу, милорд. Очень любезно с вашей стороны сообщить об осквернении могилы моей матери.

— Пустое, мисс Эймс. Ваши родители были моими хорошими друзьями. Мы часто проводили вместе вечера, играя в пикет.

Старик улыбнулся, что-то отдаленно знакомое мелькнуло в его улыбке.

— Не откажетесь от чая?

— Не рискую злоупотреблять нашим гостеприимством. Вы определенно ждали гостя. Так что я не отниму у вас больше нескольких минут.

— Глупости. Вы нисколько не злоупотребляете моим гостеприимством, — сердечно ответил больной. — А гость явится еще не скоро. Окажите честь — разлейте чай. Не представляете, как я надеялся, что вы зайдете ко мне, когда писал вам то несчастное письмо. Я больше не выезжаю и веду скучную жизнь. Я стар и болен. Но все это, дорогая, вам прекрасно известно.

Да, Энн помнила: большинство стариков, которые явились на похороны ее родителей, много лет не приходили в гости.

— Спасибо. — Она стянула с рук черные шелковые перчатки. — Я с удовольствием выпью с вами чаю. — Энн вспомнила другой чайник, но не серебряный, а тяжелый, фаянсовый. И другого мужчину — но не седого, а с серебристой шевелюрой.