Гордая американка - Бенцони Жюльетта

Поскольку начальнику станции запрещено при любых обстоятельствах покидать пост, бонский начальник разбудил хозяина привокзального киоска, чтобы тот отвез на своей двуколке красавицу иностранку в отель «Золотое дерево у коновязи», где ей будут предоставлены необходимые удобства и все прочее. Напрасно Александра утверждала, что вполне может скоротать время в зале ожидания, пока в Бон не придет поезд, который доставит ее в Лион; в конце концов перспектива просидеть на жесткой лавке двенадцать часов ужаснула ее, и она сдалась.

Спустя час, удобно устроившись в огромной белоснежной кровати, основным достоинством которой была мягчайшая пунцовая перина, напоминавшая гигантскую клубнику и покоившаяся на нескольких шерстяных матрасах, она погрузилась в безмятежный сон, какого не знала уже давно.

Она так славно выспалась, что на следующее утро, узнав от служанки, что «экипаж» со станции готов через час отвезти ее к лионскому поезду, ответила, что пробудет здесь еще денек. Достаточно было открыть ставни, чтобы удостовериться, что гостиница стоит на краю древнего города, у самых замшелых стен и круглых башен, на вершинах которых растут деревья; вокруг теснились бурые крыши, казавшиеся бархатными, и взлетали в небо шпили церквей. Ей казалось, что она любуется полотном фламандского живописца XV века.

«Было бы глупо не воспользоваться возможностью и не прогуляться по городу», – решила она. И действительно, ей было совершенно некуда торопиться: ведь тетушка Эмити не была предупреждена о ее прибытии. Будет даже забавно устроить себе дополнительный каникулярный денек в этой провинции, где ее не знает ни одна живая душа.

Она получила от прогулки огромное удовольствие. Умелая горничная удалила с ее одежды всякие следы пребывания на локомотиве, а хозяйка гостиницы мадам Брене обула ее в отличные туфли, за которыми послала, как только открылись лавки. Миссис Каррингтон бродила по загадочным улочкам, утыканным древними строениями, скрывавшими громкое прошлое, о котором свидетельствовала то дозорная вышка, то скульптурный портал, то древние балки, то гербы на воротах, то пышная решетка, то окошко со столбиками, то причудливые крыши, покрытые черным лаком с позолотой…

Она заходила в чистенькие, безмолвные церкви, охраняемые деревянными святыми; в одной звучал волшебный хорал Баха, исполняемый невидимым органистом, – здесь она задержалась, присев на скамеечку. Набрела она и на огромный крытый рынок, где расхаживали крикливые торговки в чепцах, а также на дозорную башню, которая никак не должна была находиться в этом городе и в этом стране, но отлично вписывалась в пейзаж… Наконец, перед ней предстал красивейший, богатейший, удивительнейший из госпиталей, видение из прошлого, в которое было трудно поверить современной женщине: то был чудесный монастырь, населенный монахинями в длинных одеяниях с прикрепленными к поясу мантиями и высоких головных уборах из тонкой белой материи.

Благодаря старушке в черном платочке, которая, увидев ее восхищение, взяла ее за руку, не произнеся ни слова, она сумела побывать внутри монастыря, который оказался как бы осколком иного мира, великолепного Средневековья, когда слава о величии бургундских герцогов облетела Европу. Здесь реяла тишина, которая является лучшей целительницей хворых – ими были заняты все койки в дубовом «зале для бедных» с красными ставнями на верхнем этаже, – ибо обеспечивает покой телу и мир душе.

На смену старухе, которая привела ее сюда, явилась молодая улыбчивая монахиня; она повела американку по обители, где показала ей удивительную аптеку, огромные, сияющие чистотой кухни, как будто сошедшие со страниц древнего фолианта, а также главную здешнюю достопримечательность – серию картин Рогира ван дер Вейдена «Страшный суд», перед которой Александра надолго застыла в задумчивости.

– Вы принимаете пансионерок? – внезапно задала она вопрос своей провожатой, когда та вела ее через просторный двор, который был бы больше под стать дворцу, чем больнице. – Такое может произойти, если речь зайдет о том, чтобы излечить душу, подобно тому, как мы врачуем тело. С момента основания обители в 1453 году благородной Гигон де Сален мы посвящаем себя заботе о бедных.

– Вы полагаете, что такая женщина, как я, не нашла бы себе здесь занятия? – Американка, как всегда, говорила в лоб. – Однако мне представляется, что, порази меня несчастье, здесь я могла бы излечиться от своих горестей.