Несущая свет. Том 1 - Гиллеспи Донна

Но Деция мало волновали злые языки, он воспринимал свое назначение как очередной подарок пекущейся о нем Фортуны. В довершении всех его удач одно обстоятельство наполняло его особенной гордостью — он был известен далеко за пределами крепости как единственный мужчина из своей когорты, который никогда не покупал любовь за деньги. У него просто не было никакой необходимости падать в объятия следовавших повсюду за армией женщин и пользоваться их общедоступными прелестями, лежа на кишевших блохами походных одеялах и бросая после того, как дело сделано, плату в помятые жестяные кружки, в которых уже грохотали мелкие монеты его сегодняшних предшественников. Нет, он в достаточной мере пользовался благосклонностью застенчивых дев с трепетными, как у лани, глазами, дочерей местных ремесленников и торговцев из канабы — возникшего вблизи крепости поселения. Такими поселениями рано или поздно обрастала каждая военная римская крепость. Он брал этих девушек прямо в открытом поле, где обнаженную кожу обжигает резкий северный ветер, а если ему очень нравилась та или иная девица, и она сама была не прочь продолжить их отношения, он приводил ее с собой в лагерь. Это, как утверждал Деций, было выдающимся успехом в его жизни, но армейское начальство упрямо отказывалось награждать своих солдат за такие подвиги.

А потом наступил день, когда Фортуна внезапно отвернулась от него. Он возглавлял отряд солдат Четырнадцатого Легиона, который занимался укладкой свай под фундамент земляного вала новой крепости; ее строительство велось в плодородной долине Веттерау, являвшейся воротами, ведущими в бескрайние прирейнские леса на северо-востоке германских территорий. На закате солнца, когда уже сгустились сумерки, и его солдаты были измучены тяжелой работой, из леса выбежала целая толпа диких хаттов. Маленькому отряду Деция было не под силу справиться с неудержимым потоком варваров, накативших на них, словно мощная волна. Тех римлян, которых сразу не убили, увели с собой, чтобы в лесу пригвоздить к деревьям в качестве жертвоприношения местному кровожадному богу войны Водану. Деций так и не понял, почему варвары пощадили именно его, но догадывался, что это могло произойти из-за папирусного свитка, найденного хаттами у него в сумке. Похоже, что варвары северо-восточных прирейнских территорий обожествляли алфавит — или, по крайней мере, то причудливое его подобие, которое они сами называли «рунами» от слова «руна», то есть тайна. Деций подозревал, что его жалкая, засаленная и заляпанная копия трактата Марция «Об искусстве военной осады» внушила варварам мысль о том, что он — жрец или что-то в этом роде.

Он снова развернул этот свиток и погрузился в чтение. Хорошо знакомые фразы и предложения опять воскресили в его памяти будни армейской жизни. Так он долго сидел над папирусом в ожидании, когда сварится бульон из телячьей головы, готовящийся на маленьком костерке из тисовых поленьев. Через некоторое время он явственно ощутил, что за ним кто-то наблюдает. Деций оторвал взгляд от чтения.

Это опять была она, дочь местного вождя, яростная маленькая мегера, укусившая его недавно. Волнение охватило Деция. Она часто появлялась рядом с его хижиной и молча наблюдала за ним из укрытия, но никогда не подбиралась так близко. Она стояла сейчас, не скрываясь, совершенно неподвижно у пролома каменной стены, одинокая скорбная фигура, закутанная в серо-коричневый плащ с капюшоном.

Деций сделал вид, что не заметил ее, и снова вернулся к своему свитку. Хотя он должен был признаться себе, что рад ее появлению и хочет, чтобы она подошла поближе к нему; он даже попытался усилием воли подозвать девушку к себе. «Ты до того одинок, — стал он горько уговаривать самого себя, — что стремишься к обществу одной из этих диких женщин. Оставь свои безумные мечты — она вовсе не собирается приближаться к тебе».

Но когда он снова украдкой взглянул в сторону Аурианы, то заметил, что расстояние между ними почти вдвое сократилось: она потихоньку подходила к нему. Деция изумил не столько сам факт ее приближения, сколько та радость, которую он испытал по этому поводу. Эта девица была единственным существом в стане окружавших его варваров, в котором он чувствовал родственную душу, возможно, потому что Ауриана проявляла редкостное для представителей диких племен качество — любознательность. Временами казалось, что она изучает его, как какой-нибудь греческий ученый-натуралист. Подобное явление Деций находил очень странным, поскольку в нем менялись ролями субъект и объект, и получалось, что сама природа как бы изучала человека, а не наоборот.