Мария — королева интриг - Бенцони Жюльетта

— Что я могу теперь для вас сделать, чтобы доставить вам удовольствие? Я весь в вашем распоряжении, только прикажите!

— Я не в том состоянии, чтобы командовать, милый граф, но мне хотелось бы, чтобы вы поспешили назад в замок и выяснили, как обстоят дела у принца и его друзей. Если вы услышите нечто дурное, что-нибудь, касающееся меня…

— Я тотчас же предупрежу вас! И если никто не завладел вашей каретой, я пришлю ее вам. Вам она может понадобиться…

— Чтобы поспешно бежать? Я все еще надеюсь, что мне не придется этого делать; в крайнем случае, мой супруг придет мне на помощь. Кстати, попробуйте разыскать его…

— Не беспокойтесь, я тотчас же наведу справки. Но может статься, он уже в пути.

— Увидим! Возвращайтесь как можно скорее! И если вам удастся встретиться с принцем, скажите ему, что я остаюсь его самым преданным другом и слугой.

Она старалась казаться спокойной и даже безмятежной, хотя в ее душе не было спокойствия. К тому же нога ее совсем разболелась. Когда Анна сняла с нее туфлю и чулок, выяснилось, что нога у щиколотки распухла и покраснела. Однако бретонка успокоила Марию: раз она не чувствует тошноты, перелома нет. Всего лишь растяжение, которое помешает ей ходить несколько дней. Только этого не хватало! Между тем хотя казалось, что беспокойство Марии достигло предела, вскоре выяснилось, что причин для волнений не было. Час спустя Перан вернулся с каретой и запиской от Шале: тому не удалось приблизиться к Гастону Анжуйскому, а герцог де Шеврез исчез. Шале нигде, не мог найти его, и никто не знал, что с ним!

Последующие шесть дней стали настоящим кошмаром. Мария была готова к тому, что в любую секунду в ее дом мог нагрянуть дю Алье со своими людьми, чтобы под надежной охраной препроводить ее в Винсенскую крепость, где находились братья д'Орнано. Дни герцогини были полны тревожными ожиданиями, а ночами ей не удавалось заснуть. Иногда, охваченная безумным желанием бежать подальше от этого дворца, населенного, как ей казалось, одними лишь врагами, она вскакивала с постели с намерением приказать, чтобы собирали дорожные сундуки, готовили ее одежду, запрягали лошадей. Однако всякий раз приступ тревоги проходил, она успокаивалась прежде, чем успевала позвать прислугу, и снова ложилась в постель либо, опираясь на трость, брела в небольшой сад, примыкавший к ее покоям, и садилась на каменную скамью возле фонтана.

Шале неизменно появлялся после обеда и старался успокоить ее. При дворе о ней говорили мало, предполагая лишь, что Шеврез, о котором по-прежнему не было ни слуху ни духу, увез ее подальше, чтобы избежать возможного гнева короля. Без сомнения, все зависело от признаний, которые мог сделать маршал д'Орнано. Все знали, что они были очень близки, и в зависимости от того, что он мог сказать… Что касается принца, то он имел долгий разговор с королем и кардиналом, но содержание его осталось тайной. Стражу от покоев принца убрали, но он почти не выходил, и лишь его мать часто наносила ему визиты.

В действительности не было никаких улик против мадам де Шеврез, в то время как письма, найденные у д'Орнано, свидетельствовали о сговоре с врагом, но Шале, еще более влюбленный, чем прежде, старался продлить для себя волшебные минуты. Сделавшись единственной ниточкой, связывавшей Марию с внешним миром, юноша пытался проникнуть в ее личную жизнь. Будучи немногословным, когда дело касалось настроений двора, он без умолку говорил о своей нежнейшей любви. Порой это раздражало ее, но что ей оставалось делать? Слушая его, она платила весьма умеренную цену за его преданность. Она была с ним очень мила, но всегда умела остановить его, когда он ступал на чересчур зыбкую почву, по одной лишь простой причине: она его не любила. Конечно, он был молод, хорошо сложен, развит физически и приятен в общении. Из всего этого вовсе не следовало, что она хотела сделать его своим любовником. Даже легкое сходство с Холландом играло против негр: он казался Марии жалкой копией и заставлял еще сильнее сожалеть об оригинале!

Так могло продолжаться довольно долго, но на седьмой день ворота распахнулись, пропуская карету Луизы де Конти, и немного погодя сама хозяйка вошла в дом Марии.

— Что же вы, моя милая? Нездоровы или на вас снизошла благодать Божья и вы решили удалиться от света, прежде чем постричься в монахини?

Мария бросилась в ее объятия:

— Не дай бог! Если только у меня есть другой выбор! По правде говоря, я даже не знаю, что мне делать.

— Наиболее разумным, мне кажется, было бы поехать к королеве. Тем более что она о вас спрашивала.

— Я только этого и желаю, но что, если меня схватят прямо на пороге ее покоев?

— Почему, черт возьми, вас должны схватить? Думаю, пришло время разобраться в ситуации. Д'Орнано заключен в Винсен за то, что вел переписку с иностранными правителями с целью обеспечить поддержку своему дорогому герцогу Анжуйскому. Вы были дружны с ним. Прекрасно! Но вы не одна такая, к тому же вы никогда никому ничего не писали!

— Нет, за исключением разве что…

— ..некоего английского лорда, близкого вашему сердцу! Но любовные письма не имеют ничего общего с государственной изменой. Посему у вас нет никаких причин запирать себя здесь! Ступайте же одеваться! Я забираю вас с собой!

Ах, это чудесное ощущение избавления! Мария готова была плакать от радости. Однако прежде чем позвать своих служанок, она задала еще один вопрос:

— Известно ли вам, где тот из ваших братьев, который является одновременно и моим супругом?

— В Париже! Вскоре после ареста он получил приказ короля выехать в столицу и оставаться там. Не спрашивайте меня почему, — поспешно добавила она, заметив, что Мария раскрыла рот. — И, во имя всего святого, поторопитесь! Но что с вашей ногой?

— Ничего серьезного! Вы меня излечили!

Мария поспешила одеваться, но они задержались еще ненадолго, поскольку в тот момент, когда они уже собирались выезжать, появился Шале со своей ежедневной порцией «новостей», более или менее подвергнутых цензуре. При виде принцессы де Конто он на мгновение онемел от изумления, но быстро взял себя в руки:

— Мадам де Шеврез собирается выйти из дома?

— Да, она собирается выйти из дома, — ответила Луиза. — Да, я приехала за ней, чтобы отвезти ее к королеве, которая хочет ее видеть, и ей нечего больше опасаться! Вы удовлетворены, я полагаю?

— Да, но…

— Никаких «но», друг мой! — мягко перебила его Мария. — Вы оказали мне неоценимую помощь, и я никогда этого не забуду. Теперь смиритесь с тем, что я займу свое место при дворе.

— В таком случае я еду с вами! И последую за вами, куда бы вы ни шли!