Адора - Смолл Бертрис

Вдруг Мурад остановился.

— Малышка, запомни, когда я с тобой, я — твой господин.

— Почему? — удивилась Феодора. Голос ее дрожал от возбуждения.

— Бог создал женщину из ребра мужчины. Мужчина появился на свет первым, и поэтому он должен быть первым во всем, а женщина должна ему подчиняться, — ответил Мурад.

— И что из этого следует, мой господин? — спросила Феодора с улыбкой.

— Из этого следует, что ты должна слушаться меня и не сопротивляться.

Одна рука Мурада опять стала ласкать упругие груди Феодоры, а другая расстегнула оставшиеся пуговицы на ее халате. Мгновение — и Феодора оказалась перед Мура-дом совершенно обнаженной. Мурад ласкал ее шею, грудь, живот, бедра, он покрыл поцелуями все ее тело, и вот его рука скользнула вниз по мягкому пушистому бугорку и оказалась между прекрасных ног Феодоры. Мурад посмотрел Феодоре в глаза и увидел в них, помимо всего прочего, испуг.

— Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого, — прошептал он ей на ухо.

— Я не боюсь, но, когда ты ласкаешь меня, я теряю над собой контроль. Мне хочется, чтоб ты сделал со мной все, что мужчина делает с женщиной, все — от начала до конца, но я не твоя жена, и поэтому мне страшно.

— Не бойся. — Голос Мурада звучал тихо и нежно. — Я не сделаю ничего такого, что могло бы тебе навредить. Ты веришь мне?

— Да, — ответила Феодора еле слышно и через минуту с придыханием повторила громче:

— Да.

Тела их переплелись. Руки Мурада заставляли трепетать все тело Феодоры, каждую его частицу. Одна его рука начала гладить ее между ног. Такого сильного ощущения она еще не испытывала; ей показалось, что тело ее утратило вес и воспарило над землей. Лишь один раз ей стало немного больно, да и то на мгновение, когда пальцы Мурада вошли внутрь ее тела. Она коротко вскрикнула, но уже через секунду тело ее стало двигаться в такт движениям его пальцев. Феодора почувствовала, как по всему ее телу разливается тепло, как после хорошего вина, только новое ощущение было в тысячу раз приятнее. Близость счастья чувствовалась все сильнее, и вот тело Феодоры непроизвольно дернулось, а с губ сорвался крик, но не от боли, а от непередаваемого, сладостного чувства.

— Как прекрасно! — сказала она, немного придя в себя. — Никогда не испытывала ничего подобного.

— Это радость любви. — Мурад улыбнулся, но не своей обычной ироничной улыбкой, а какой-то новой, неизвестной Феодоре, доброй и ласковой.

В Константинополе была уже глубокая ночь, но Иоанн Кантакузин никак не мог уснуть. Невеселые мысли одолевали императора. Его верная жена Зоя умерла недавно при родах, вместе с ней погиб и плод. Злая насмешка судьбы: Зоя могла родить двух сыновей-близнецов, а Иоанну сейчас, после гибели старшего сына, так нужны были наследники.

Эта трагедия ужаснула всех, оставив совершенно равнодушной лишь их дочь Елену. Смерть матери и братьев была ей даже на руку — ведь она и ее муж Иоанн Палеолог заключили союз против Иоанна Кантакузина, а теперь Елена практически становилась императрицей. Как-то раз у нее произошел любопытный разговор с отцом.

— Что ты скажешь, если я еще раз женюсь? — спросил отец.

— Зачем тебе жениться? — По лицу дочери Иоанн видел, как взволновала ее эта как бы невзначай брошенная фраза.

— Как зачем? Чтобы дать империи наследника.

— У меня уже есть сын — Андроник, если он тебя не устраивает, я могу родить тебе еще одного внука. — В голосе Елены явственно послышались гневные нотки. — Кстати, сообщаю, что я опять беременна. Может, тебя устроит в качестве наследника тот, кого я сейчас ношу во чреве?

— Ты говоришь так, будто знаешь, что у тебя будет сын.

— А вот и знаю, отец!

После смерти матери в разговорах с отцом Елена становилась все развязнее. Иоанну порой казалось, что он разговаривает не с любимой дочерью, а с ненавистной Анной Савойской.

— Мой муж, — твердила Елена, — единственный законный правитель Византийской империи, и только его дети могут наследовать императорский престол. Даже Бог против того, чтобы было по-другому. Твой старший сын, отец, погиб, младший ушел в монахи, а двое последних родились мертвыми. Зачем ты споришь с Богом? Он призвал к себе мою мать, потому что не хотел, чтоб у тебя еще были дети!

— Я хочу, чтобы у меня был наследник, способный продолжить мое дело. Ты же, твой муж и ваши дети способны только развалить империю на куски. Вы думаете не о стране, а только о своем собственном благополучии! Пока я не вижу человека, которому мог бы передать бразды правления.

— Оставь их мне и моим детям!

— Лучше уж твоей сестре Феодоре!

Услышав это, Елена вся перекосилась от гнева. Не найдя слов от переполнившего ее возмущения, она выскочила из комнаты и оставила отца одного.

Последнее время Иоанн часто вспоминал Феодору. Они не виделись уже несколько лет, сейчас ей тринадцать. Она опять может помочь Иоанну в достижении поставленной цели. Во-первых, сейчас не помешает поддержка султана Орхана. Во-вторых, можно сделать своим наследником сына Феодоры, надо только, «чтоб он появился, а саму Феодору назначить при нем регентшей, ведь у нее настоящий государственный ум.

Через несколько недель после описанного выше разговора султан Орхан получил письмо из Византии от Иоанна Кантакузина. В этом письме Иоанн просил опровергнуть лживые слухи о том, что Феодора является женой султана только на словах. Орхан хорошо разбирался в политике и сразу понял, что стоит за этой просьбой: Иоанн Кантакузин начинает новый этап борьбы за византийский престол. Орхан никогда не доверял Иоанну и понимал, что, будь у того возможность, Иоанн скорее бы начал войну с Турцией за крепость на полуострове Цемп, которую он сам же и отдал, и никакие отцовские чувства не остановили бы его. Однако Орхану было выгодно поддерживать Иоанна, ибо все смуты и гражданские войны в Византии — на руку Турции.

В своем письме Иоанн еще просил у Орхана военной помощи, обещая хорошо заплатить. Орхану не хотелось призывать к себе Феодору, его чувственные аппетиты удовлетворяли другие, более опытные женщины, но, раз уж события повернулись таким образом, султан решил потратить немного своего драгоценного времени на неопытную девочку. Надо только рассчитать день так, чтоб она смогла забеременеть с первого раза.

В эту же самую ночь, когда Орхан размышлял над письмом Иоанна Кантакузина, Феодора Кантакузин лежала в объятиях принца Мурада. Сегодня у них была замечательная ночь: они признались друг другу в любви. Феодоре казалось, что это самая прекрасная ночь в ее жизни.

Ей никогда еще не было так хорошо и спокойно, ничто не омрачало ее душу, разве только один тревожный вопрос:» Как долго это счастье будет продолжаться?«