Черная пантера - Картленд Барбара

Мне льстило внимание окружающих. Я привыкла всегда находиться в тени моих родителей, и сейчас меня крайне изумляло, что меня вообще замечают и что для людей имеет какое-то значение, здесь я или нет.

Наконец настал день, когда нужно было прощаться с викарием. Я отправилась к нему в воскресенье после чая. В тот день у нас в доме побывало очень много знакомых, которые нежданно-негаданно заезжали проведать мою маму, и у меня просто не было возможности выбраться из дома раньше. Я подошла к церкви, когда уже начали звонить к вечерне.

Я не стала заходить внутрь, а направилась прямо в сад, где, как мне было известно, имел обыкновение прогуливаться викарий, готовясь к проповеди.

— Я пришла попрощаться, — сказала я. Он взял мои руки в свои.

— Лин, дорогая моя, — проговорил он. — Надеюсь, ты найдешь свое счастье и вернешься к нам целой и невредимой.

— Вы говорите так, будто я уезжаю в длительное путешествие, — заметила я. — Хотя у меня такое же ощущение. Все кажется странным и немного пугающим.

— Естественно, — согласился он. — Здесь у тебя была спокойная и размеренная жизнь. Но мне кажется, что тебе нечего бояться. Как ни странно, но человек быстро привыкает ко всему новому.

— Мне очень хотелось куда-нибудь поехать, — призналась я, — но теперь мне страшно — может, я боюсь, как бы какая-то неожиданность не помешала мне.

— Я приду на станцию проводить тебя, — пообещал викарий, — я хочу удостовериться, что ты благополучно уехала и ничто не помешало тебе.

— Придете? — переспросила я. — Этим вы доставите мне огромное удовольствие. Мне будет так одиноко — вы ведь знаете, что мама не сможет проводить меня, а у папы в два часа собрание в Охотничьем клубе.

— Обещаю, что провожу тебя. Да благословит тебя Господь, детка.

Удар колокола возвестил, что до начала службы осталось пять минут. Викарий собрал книги и направился к калитке в стене, которая разделяла сад и церковный двор. Он помахал мне на прощание и скрылся.

Я села на деревянную скамейку и оглядела сад. Как же он был мне дорог! Вот альпийская горка, которую я начала собирать почти десять лет назад; а вот пень, оставшийся после сваленного ураганом дерева; вот пруд, который рыли почти полгода и который оказался неудачным, так как вода не вытекала из него и зарастала, — все вокруг было знакомым и родным. Но сейчас я взглянула на это как на часть самой себя.

Вот на том месте, где сейчас начинали цвести люпины, я услышала рассказ о взятии Квебека. Викарий так живо описывал раздражительного, неистового, нетерпеливого и гениального Вулфа, что я видела его перед собой как живого. А когда мы делали шпалеру для жимолости, викарий перенес меня в Индию. В другой раз мы сидели с ним в беседке и читали Браунинга, а на этой скамье, где я сейчас сижу, я начала «Чайльд Гарольда»и успела закончить его за то время, что викарий косил траву. Да, стена из красного кирпича огораживала не только сад, но и место, где я получила свое образование.

Просидев так еще немного, я встала и медленно направилась в библиотеку. Я переводила взгляд с одной полки на другую. За книгами никто не ухаживал, так как у девушки, которая раз в неделю приходила убирать дом викария, не хватало на это времени.

У меня возникло желание взять какую-нибудь книгу с собой в Лондон, книгу, которая помогла бы мне спрятаться от шума и веселья. Я открыла сначала одну книгу, потом другую. Какую же выбрать? Я знала почти все книги в библиотеке. Они были моими друзьями, самыми настоящими друзьями, которых мне приходилось покидать.

Я услышала, как хлопнула дверь, и в холле раздался голос. Мне ни с кем не хотелось встречаться, даже с девушкой, с которой мы долгие годы вместе делали уроки. Я схватила первую попавшуюся книгу и, выйдя через стеклянную дверь в сад, направилась к дому.

Глава 3

Дом Анжелы произвел на меня ошеломляющее впечатление. Я, естественно, ожидала увидеть нечто роскошное и грандиозное, но то, что предстало моему взору, превзошло все мои ожидания. Генри, должно быть, нанял самых дорогих в Лондоне декораторов, которые вложили все свое мастерство в отделку дома. Стены украшали гобелены, комнаты были обставлены подобранной с большим вкусом мебелью, везде висели портреты, изображавшие предков самых знаменитых людей, но, к сожалению, не Генри. В холле стояли скульптуры известных мастеров, с потолков свешивались хрустальные люстры с настоящими свечами, которые меняли ежедневно. Неудивительно, что я лишилась дара речи, когда, перешагнув порог дома, увидела его великолепное убранство.