Рено, или Проклятие - Бенцони Жюльетта

– Именно так. Орден в те времена находился в руках не лучших людей, и я хотел побольше узнать о них. К тому же, признаюсь, мне хотелось познакомиться с юным прокаженным, обладавшим исключительной силой характера и излучавшим удивительное сияние. И в короле я нашел именно то, что искал. Теперь ваше любопытство удовлетворено?

– Не совсем, с вашего позволения. Если я правильно понял, то на поиски вас отправил епископ Лана, города, который расположен неподалеку от вашего родового феода. Как же случилось, что вы возглавили монастырь, находившийся на подступах к Бургундии и расположенный вдалеке от ваших родовых земель?

– Тамплиер находится там, где ему приказывают быть, и мне кажется, что я принесу больше пользы в монастыре, расположенном на подступах к Бургундии, как вы удачно изволили выразиться, но одновременно и на подступах к домену короля и графству Шампанскому. Перекресток дорог всегда интереснее дома в городе, где живут лишь торговлей и финансами. Во всяком случае, для меня. А теперь ваша очередь отвечать на вопросы: похоже, вы и в самом деле много знаете о моей жизни, – вам обо мне рассказывал брат Тибо?

– Нет, основную информацию я почерпнул из рукописи. В ней говорится и о вас…

– И о многом другом, я полагаю. Я прочитаю ее с большим интересом, прежде чем передам в монастырское книгохранилище, однако не забуду записать, что она – ваша собственность и должна быть вам возвращена, когда вы ее потребуете.

– Я вам бесконечно благодарен за все, – произнес Рено, широко улыбаясь. – Но должен вас предупредить… в рукописи не хватает одной или двух страниц…

Уточнений не потребовалось. Солидный возраст не притупил разум брата Адама. Легкое недовольство, веселая усмешка и даже что-то вроде уважения смешались в его взгляде, когда он взглянул на высокого, худого юношу, красивого красотой тех статуй, которые ему доводилось видеть во время своих странствий по Греции, юношу со смуглой кожей и темными глазами, что так необычно смотрелось в сочетании с копной светлых волос. Наивный и простодушный на вид молодой человек обладал к тому же живым умом, так что Тибо был вправе им гордиться…

– Думаю, тех самых, где речь ведется о подлинном Кресте Спасителя?

– Да, не хватает именно их. Я покорнейше надеюсь на ваше прощение.

– Не надейтесь. Мы с вами воюем по-доброму. А теперь отправляйтесь спать. Завтра я помогу вам добраться до Парижа, не попав в засаду, которую бальи не преминет устроить вам по дороге.

– Неужели он осмелится на это после всего того, что вы ему сказали?

– Люди такого сорта готовы на все, когда речь идет об их интересах. Кому, как не вам, знать об этом? Не побоялся же мэтр Камар совершить преступление, отправляя вас, человека невинного и благородного, на виселицу?

– За виселицу я ему почти что благодарен, от плахи и топора было бы избавиться труднее.

– Что ж, можно посмотреть на это и таким образом. В любом случае вы живы, и это главное.

Преображение Рено из жалкого беглеца в воина, поступающего на службу к могучему барону, произошло за одну ночь.

И когда на рассвете колокол позвал его к заутрене, он не нашел больше ни рясы, ни сандалий. Вместо них лежали рубашка, сотканная из волокон конопли, штаны из плотного сукна, кожаная котта ^[2], не новая, но вполне приличная, а главное – добротные кожаные сапоги, которые Рено тут же натянул на ноги, вздохнув с большим облегчением. Больше всего его смущали собственные голые ноги в сандалиях. Еще он разглядел коричневую шерстяную шапочку и кусок шерстяной материи, которую можно было набросить на плечи, и тогда она служила бы плащом, тем самым вожделенным плащом, который имеют право носить только прошедшие посвящение рыцари.

Новой одежде Рено обрадовался, как ребенок. Конечно, до своих злоключений он носил одежду красивее, да и качеством она была гораздо лучше, он успел узнать даже, что такое шелк, потому что дама Алес любила побаловать своего «сыночка». Зато пережитое позже заставило его сейчас, когда он натягивал грубую рубаху и потертый кожаный колет, почувствовать себя самым счастливым человеком. Он и не вспомнил даже, что прежде носил нижние рубашки и штаны изо льна, что его приемная мать на последний день рождения расшила ему золотой нитью блио ^[3]из алого шелка, который теперь наверняка лежит в сундуке Жерома Камара.