Рено, или Проклятие - Бенцони Жюльетта

Наконец ворота крепости закрылись за изрядно потрепанным врагом. И больше не открывались.

Крестоносцы начали считать потери, которые понесли под стенами Эль-Мансуры, – они были немалыми. Триста рыцарей погибли вместе с Робером д’Артуа, и еще двести восемьдесят тамплиеров во главе с великим магистром Гийомом де Сонаком, который предупреждал о гибельном исходе безрассудного принца, тоже сложили головы. Погибли Эрар де Бриенн, Жан де Шеризи, Роже де Розуа, англичанин Гильом Солсберийский. Не стало Жерара де Френуа и Гуго де Круазиля. Погиб и Рауль де Куси…

Глава 11

Лэ ^[45]о жимолости

Трагическая смерть той, кого Маргарита называла Флорой де Безье, глубоко поразила ее. Прошло слишком мало времени, чтобы она могла всерьез привязаться к незнакомке, но безвременная смерть полной сил красавицы – а южанка Маргарита была необыкновенно чувствительна к красоте – произвела на нее гнетущее впечатление. Огорчало ее и то, что с уходом войска она лишалась возможности отыскать убийцу.

Эльвира де Фос не раз повторяла своей госпоже, что несчастную скорее всего убил кто-то из воинов, живших в лагере.

– Должно быть, у нее были какие-то сердечные дела и из-за предстоящего отъезда она отважилась отправиться на последнее свидание. Но вместо любви бедняжка встретила смерть.

– Поэтичный рассказ, но уверена, что вы ошибаетесь, – возразила дама Герсанда. – Ее убили сарацинским кинжалом, а значит, убийцей был один из тех неверных, от которых наш господин так старался избавить свой лагерь. Он встретился ей на пути и покончил с ней.

– Кинжал – ложная улика, и я склонна верить в любовную историю, которая закончилась трагедией, – настаивала Эльвира. – Она стремилась следовать за рыцарем, который этого не хотел…

– Не увлекайтесь! Из вашего предположения следует, что причиной была внезапная вспышка гнева или приступ ненависти, но турецкий кинжал противоречит вашей версии. Наш рыцарь – если предположить, что он способен убить женщину, во что лично я не верю, – схватился бы за первое, что попалось ему под руку, за свой собственный кинжал! Или вы предполагаете еще худшее – злой умысел? Заранее спланированное убийство?!

– А почему бы нет? Да и рыцарь мог без всяких намерений купить себе мусульманский кинжал. Здешнее оружие очень красиво, богато украшено, и я знаю, что не один воин соблазнился им. А у бедной Флоры, как мне кажется, не было никого, кроме ее родственника, молодого де Куртене, весьма привлекательного юноши. И могло быть…

– Не могло! – отвергла предположение королева с гневом, который удивил ее самое. – Шевалье де Куртене не из тех, кто способен поднять руку на женщину!

– Между тем до меня дошли слухи… Не помню, в каких краях, но его обвиняли в отравлении своей приемной матери, а она как раз и доводилась родственницей мадемуазель де Безье…

– Сам папа подтвердил невиновность шевалье де Куртене, и трудно предположить, что Его Святейшество мог обойти вниманием такой тяжкий, может быть, самый тяжкий грех!

– Да, конечно, – пробормотала Эльвира, беря в руки лютню и ласково, но беззвучно проводя пальцами по струнам. – Умоляю Ее Величество не гневаться из-за моего желания пролить свет на это печальное событие. На Кипре мне показалось, что шевалье де Куртене был не слишком доволен, когда его родственница оказалась среди нас. Между тем она не скрывала своего желания сопровождать его в крестовом походе… Но он этого не хотел.

Несколько прекрасных звуков, которые с присущим ей искусством Эльвира извлекла из лютни, не смягчили Маргариту.

– Довольно! – оборвала она собеседницу. – Если вы желаете оставаться среди моих приближенных, постарайтесь не пересказывать сплетен. Я этого не люблю!

– О, я не хотела рассердить королеву и умоляю ее простить меня, – жалобно проговорила певица, скромно опуская глаза.

Маргарита, ничего ей не ответив, вышла во внутренний дворик, куда выходила ее опочивальня, и подозвала к себе благоразумную и занудную Эделину де Монфор. Эльвира осталась сидеть на ковре с лютней и, словно сама того не замечая, принялась наигрывать мелодию, которую она сочинила для одного из лэ Марии Французской, поэтессы, живущей в Англии, чьи стихи королева Элеонора прислала своей сестре Маргарите. Это было «Лэ о жимолости», вдохновленное чудесной и печальной историей о любви рыцаря Тристана и королевы Изольды.