Хозяин Соколиного гребня - Коултер Кэтрин

По обычаю, принятому в Малверне, мужчины встали за спиной Клива, а женщины – за спиной Чессы. Дети сгрудились в сторонке, старшим из них было поручено следить за младшими, чтобы те не очень шумели. Собаки присоединились к детям – все, кроме Керзога, который улегся перед Чессой и уткнулся носом в ее ноги.

– Поскольку Сайра замужем за твоим отцом, – сказала старая Альна, обращаясь к Чессе, – тебе не надо беспокоиться, что она явится сюда, чтобы украсть у тебя Клива, как она пыталась украсть Рорика. Да-да, она пыталась увести Рорика у Мираны и чуть не убила мою дорогую деточку. Но я сумела ее спасти. Подумать только – эта мерзавка Сайра стала королевой! Уму непостижимо.

Рорик прикрикнул на Альну, чтобы она замолчала, после чего торжественно начал:

– Боги послали нам хорошую погоду – верный знак того, что они благословляют этот брак. Клив из Малверна явился сюда, дабы взять в жены Чессу, дочь Ситрика, короля Ирландии. Слушайте все, как они будут клясться друг другу в верности.

Клив выступил вперед, взял Чессу за руки и мягко потянул ее за собой к центру круга.

– Керзог, – сказал он, отпихивая огромную дворнягу в сторону, – оставь мою невесту в покое. Ты сможешь сколько угодно нюхать ее ноги и спать на них, но только после того, как я исполню свой супружеский долг.

Послышался смех.

Руки Чессы были холодны как лед.

– Не бойся, – тихо сказал Клив. – Ты же такая смелая.

– Я не просто боюсь. Я в ужасе. Я ведь никогда еще не выходила замуж.

Клив улыбнулся, глядя на нее, и громким голосом, доносящимся до подножия восточных утесов, где с грохотом разбивались набегающие волны, сказал:

– Я предлагаю этой женщине все, что у меня есть, и все, что у меня когда-либо будет. – Он поднял ее руку. – Наше будущее покрыто мраком неизвестности, но она согласна делить его со мной. Когда я до конца выясню, кто я такой, она по-прежнему будет рядом со мною. Я глубоко чту ее и каждый день буду просить Фрейю ниспослать нам много детей, и чтобы отныне все они были моими.

По толпе прокатился смех, затем опять воцарилось молчание, когда Чесса стиснула запястье Клива и высоко подняла его руку.

– Ты, Клив, станешь моим супругом, моим спутником на всю жизнь. Я отдаю тебе всю мою верность и преданность. Я буду защищать тебя, не щадя жизни. Мы вместе завоюем Шотландию. Я люблю твою дочь как родную. Я всем сердцем и всей душой люблю тебя, ее отца. Я полюбила тебя с самого первого мгновения, когда увидела тебя в саду королевы. Ты мой муж отныне и навсегда.

На скандинавских свадьбах было не принято говорить о любви. Просто жених и невеста клялись друг другу в верности и взаимном уважении. И потому, когда Чесса закончила свою речь, в толпе воцарилось ошеломленное молчание.

– Значит, ты полюбила меня с первого взгляда? – спросил Клив. Он сказал это тихо, но, поскольку все остальные молчали, его слова достигли слуха каждого.

– Да, – ответила она. – Я никогда не видела никого красивее тебя. Я видела твою силу и твои золотые волосы. В тот день, в саду, они сверкали под лучами солнца.

Клив наклонился и поцеловал ее в губы. Толпа разразилась одобрительными криками: кричали и женщины, и мужчины. Клив обнял свою жену и прижал ее лицо к своему плечу.

* * *

Было уже поздно, но свадебному пиру не было видно конца, только голоса пирующих стали громче и в них появилась хрипотца. То тут то там слышались взрывы смеха.

– Ты правда будешь верна мне до конца, Чесса? – спросил Клив. – И не покинешь меня до самой смерти?

– Да, – прошептала она и, встав на цыпочки, поцеловала его в губы. Гости одобрительно загомонили, многие стали выкрикивать советы, которые обычно дают новобрачным. Чесса почувствовала, как муж прикоснулся языком к ее нижней губе и вздрогнула от неожиданности. Он поднял голову и улыбнулся ей.

Старая Альна крикнула:

– Влей ей в глотку меда Утты, Клив, тогда она станет податливее!

Все кругом без устали ели и еще усерднее пили. Черпаки то и дело опускались в бочонки с медом и пивом. Однако Чесса за все время не выпила ни глотка. Она была слишком взволнована. Клив понимал это и глядел на нее с едва заметной загадочной улыбкой, в которой таилось обещание – обещание того, что он уже познал, а она еще нет. Он дразнил ее и делал это очень искусно.

Рорик, которого начинало тошнить, стоило ему выпить больше одного кубка меда, был так же трезв, как Чесса. Когда время подошло к полуночи, он посмотрел на нее и серьезно сказал: