Женщина Габриэля - Шоун Робин

И не знала, простит ли ее Габриэль.

Она сжала закрытые веки и уставилась в темноту за ними, прислушиваясь к приглушенному скрипу его ботинок, пересекающих пол спальни, входящих в ванную…

Ее тело считало проходящие минуты. Она чувствовала пустоту внутри себя, словно Габриэль проделал в ней дыру.

Слабый звук разнесся по воздуху. Габриэль смыл воду в туалете. Тихий щелчок открывающейся двери нарушил тишину комнаты.

Она чувствовала на себе его взгляд. Он был столь же ощутимым, как и пульсирующая глубина ее лона.

— Мэри Торнтон действовала не одна, — сказал Габриэль без всякого выражения. Напряжение вибрировало в его голосе. — Мужчину, который написал письма, зовут Митчелл Делани.

Она не заплачет.

Темнота извивалась под ее веками.

— Я не знаю Митчелла Делани.

— Он знает вас, мадмуазель.

— Меня зовут Виктория, — ответила Виктория. Она наслаждалась, слушая, как Габриэль произносит ее имя. В его устах буква «В» звучала нежной лаской.

Да, мужчина, который написал письма, знал, что она носит шелковые, а не шерстяные панталоны. Он знал, что женщины имеют те же сексуальные желания, что и мужчины.

Но он не знал женщину, которой была Викторией Чайлдерс. А Габриэль знал.

Он прикоснулся к самому сокровенному в ее душе.

Габриэль развернулся и вышел из комнаты.

Глава 17

Габриэль шел по улицам, поворачивал, плутал. Он скользнул в переулок, переждал с другой стороны, приветственно подняв свою серебристую шпагу, вдыхая дымку желтого тумана и биением сердца отмеряя проходящую тишину.

Никто не следовал за ним.

Он сожалел об этом.

Габриэль хотел убить.

Габриэль хотел сбежать от запаха и ощущения Виктории.

Габриэль хотел отрицать то удовольствие, которое она дала ему.

«Я вижу тебя, Габриэль. Когда я кончаю, я вижу тебя».

На секунду — с головкой члена, пульсирующей у входа в ее лоно — он почти поверил, что у него есть душа.

Габриэль заставил себя сконцентрироваться на ночи.

Никто не следовал за ним к городскому дому Торнтонов ни днем, ни ночью. Однако кто-то видел, как мадам Рене входила в его дом.

Кто-то перехватил коробки с одеждой, которые она послала Виктории.

Унылый перестук прервал мысли Габриэля — копыта лошади. Его пульс участился, он подался назад, вглубь переулка.

Приближающийся свет материализовался в фонари коляски. Грохочущий двухколесный экипаж.

Кучер мог направляться в конюшню. Или следить за Габриэлем.

Экипаж растворился в тумане.

Габриэль миновал еще три улицы. Еще несколько кэбов блуждали в тумане раннего утра. Он окликнул третий, встав перед идущей лошадью и схватив кожаный повод.

Лошадь шарахнулась; извозчик выругался.

— Убери руки от моей лошади, ты…

— Я дам два золотых соверена, если подкинешь меня, — тихо сказал Габриэль.

Обычно проезд в кэбе стоил шестипенсовик за милю; соверен был равен двумстам сорока пенсам. Габриэлю не было нужды вглядываться в лицо извозчика, чтобы разглядеть подсчет в его глазах: тот должен был проехать восемьдесят миль, чтобы заработать два соверена.

Габриэль понимал улицы: он понимал мужчин и женщин, работающих на них.

Он не понимал Викторию.

— А куда вы хотите? — осторожно спросил извозчик. — Мне нужно возвращаться в конюшню.

— Недалеко, — услужливо ответил Габриэль. Он жаждал секса, жаждал еще секса. — К клубу «Ста Гиней». Я хочу, чтобы ты медленно кружил по кварталу, пока я не постучу в крышу. Как только я постучу, ты остановишься. Ко мне присоединится другой человек. Он и скажет тебе, куда нас везти.

Извозчику не было нужды спрашивать дорогу к клубу «Ста Гиней». Как и дом Габриэля, это заведение было широко и далеко известным.

— Поеду, если получу золотишко вперед, — хитро сказал извозчик.

Лошадь нервно переступила, чуть не наступив Габриэлю на ногу.

Габриэль быстро успокоил потную лошадь, твердо погладив рукой в перчатке по ее шее. Он вспомнил боль Виктории, когда она сперва принимала его пальцы, а потом — его член. Он вспомнил ее наслаждение, когда она испытывала вызванные им оргазмы и просила еще.

Он знал, что подумал извозчик: он подумал, что Габриэль хочет подцепить мужчину-шлюху.

Его пронзил непривычный гнев, который он подавил.

Мысли не убивали; второй мужчина убивал.