Любовник - Шоун Робин

Энн распахнула дверь в спальню и принялась рыться в ящике комода в поисках спичек. Повернула кран газового рожка и несколько бесконечно долгих секунд не могла отделаться от мысли о леди Уэнтертон.

Затем поспешно приподняла хрустальный с гравировкой плафон и зажгла на полную мощность свет. Тени отпрыгнули назад и побежали по стенам.

Энн рванула с себя лиф. Оторвавшаяся пуговица ударилась о стену и беззвучно покатилась по ковру. Не важно. Все теперь не важно. Только бы избавиться от ненавистной одежды. Игривый беспроволочный корсаж с тихим шелестом упал на пол. Женщина не опускала глаз, боясь увидеть на одежде червей.

Корсет, ей самой не распустить корсет. Горничная спит. И Энн не хотелось, чтобы служанка видела ее в подобном виде. Но внизу, под корсетом бегали по коже мурашки. И как живое существо, пытающееся выбраться на волю, царапала душу истерика.

Нет, графу ее не одолеть!

Ножницы!

Энн лихорадочно оглянулась в поисках корзины с рукоделием, которая десять месяцев не появлялась из шкафа на свет Божий. Ее мать считала, что настоящая леди обязательно проводит досуг с иголкой и ниткой. Энн потакала ей и у постели больной аккуратными стежками подшивала платки, которые никому никогда не пригодятся.

Маленькие ножницы предназначались для того, чтобы разрезать нитки. И с корсетом пришлось бороться по одному волокну. Наконец она швырнула и корсет, и ножницы в тень у стены. Такую же непроглядную, как неотступающий страх в ее душе.

Затем стянула влажную, прилипшую к телу сорочку — Боже, он видел, что она потеряла контроль над собой — и вместе с панталонами послала в тот же угол. И, удивляясь собственному раздражению, сорвала подвязки и шелковые чулки.

Теперь волосы — скорее вон из них заколки — расчесать хотя бы пальцами слипшиеся пряди.

Нет времени нагревать воду. Трясущимися руками Энн зажгла канделябры по обеим сторонам зеркала над раковиной и посмотрела на свое растрепанное изображение. Граф наглядно продемонстрировал, какими выдающимися качествами она обладала.

Энн открыла обыкновенный бронзовый кран. Из носика хлынула ржавчина. Не в состоянии дождаться, пока наполнится узкая медная ванна, она влезла в нее и присела под струю. Ледяной поток обрушился ей на затылок. Вода оказалась настолько холодной, что у нее перехватило дыхание. Она выпрямилась, потянулась за мылом и мочалкой и стала неистово тереть себе кожу. Черви продолжали ползать снаружи и внутри. Снаружи! Энн повела рукой — в наполнившейся ванне плавали пряди ее волос, будто живые. Она села и принялась хватать ртом воздух.

И тут увидела его. Без сюртука, без перчаток, без шляпы рядом с ванной стоял Мишель д'Анж, достопочтенный мистер Стердж-Борн. Черные волосы вились в вырезе белой рубашки, на лице появилась темная щетина, и от этого шрамы на скулах казались еще светлее.

Вода катилась с ее лица. Энн хлопала себя руками по груди, хотя смутно понимала, что, вероятно, выглядит очень комично.

Ему не привыкать — он видел многое другое, кроме ее грудей.

— Убирайся! Мой адвокат… — Ах да, он умер. Что же сделал граф с его телом? — Я дам указание банку перечислить тебе оставшиеся деньги.

— Мне не нужны твои деньги, Энн. — Фиалковые глаза на мгновение подернула дымка сожаления. — Я к ним никогда не стремился,

Не стремился к ее деньгам? Чего же он хотел: ее страсти?

— И тем не менее. — Надтреснутый голос женщины сорвался. — Тем не менее таковы были условия договора. — Уходи. Слуги начнут судачить. — Ее саму передернуло от подобного лицемерия. Поздно беспокоиться о слугах.

Какая разница, что о ней скажут?

— Вылезай!

Энн тряхнула головой, освобождаясь от туманящей зрение тьмы.

— Прошу прошения?..

— Вылезай, ты вся посинела. — Он потянулся за полотенцем на вешалке рядом с ванной.

— Послушайте, месье д'Анж…

— Меня зовут Майкл.

— Мне все равно, как вы себя называете. Ради Бога, уходите из моего дома. Неужели вам недостаточно?

Секунду Энн смотрела на него снизу вверх. Их взгляды встретились. Плавным движением руки Майкл поднял ее из ванны и завернул в полотенце.

— Тебе придется меня выслушать, — раздраженно проворчал он. — Хочешь ты того или нет.

— Чтобы я поняла? — закричала она, но тут же захлопнула рот, ужаснувшись, что опять потеряла самообладание.

Она стояла завернутая в полотенце, — горло в огне, — трясущаяся, дрожащая, ненавидящая свою слабость и беззащитность. Ненавидящая себя за то, что все еще хотела его. В то время как мать лежала в могиле и ее поедали черви.