Опасный искуситель - Мартин Дебора

– Но ни один из них не может сделать меня счастливой, – прошептала она. Теперь говорить должна была она, и она ни за что не хотела бы упустить эту возможность. – Я готова оставить все это, если… если ты обнимешь меня и поцелуешь… немедленно.

Он, раскрыв рот, недоверчиво смотрел на нее.

– Гонорина, все не так просто.

– Освальд! – Никогда в жизни она ни о чем не просила, но теперь… Женская интуиция подсказывала ей, что достаточно будет того, что он обнимет ее. – Поцелуешь меня? Один-единственный раз? В память о прошлом?

Он отвел взгляд, и на мгновение ей показалось, что она теряет его. И тут он вновь взглянул на нее, взглянул так пылко, как может смотреть лишь юноша.

– Пропади все пропадом, – пробормотал он и заключил ее в свои объятия.

И прошедших лет словно не было. Они вновь были в саду ее отца, стояли под ивой, чтобы укрыться от всевидящего ока ее матери, и целовались украдкой. Ничто не изменилось.

Нет, изменилось все. Теперь они оба были людьми опытными… даже очень опытными, думала она, когда он целовал ее с той нежной уверенностью, которой у него в молодости не было. И ей это нравилось, очень нравилось.

Прошло несколько долгих мгновений, и он, чуть отодвинувшись, посмотрел на нее, сгорая от желания.

– Я не имею права просить тебя об этом, но, любовь моя…

– Да, – шепнула она, не в силах ждать. – Да, Освальд. На этот раз я выйду за тебя замуж.

Он рассмеялся, и смех его гулко гремел в пустой церкви.

– Ты всегда была слишком смелой, Гонорина. Слава Богу, что что-то в этой жизни остается прежним. – И он вновь наклонился, чтобы поцеловать ее.

А Руфь на витраже, казалось, улыбается, глядя на них.

Оказавшись в своей комнате, Себастьян торопливо оделся, выбрав костюм потеплее. Черт подери, придется идти на поиски миссис Бердсли и преподобного Шалстоуна, их что-то долго нет.

Слишком долго, с горечью подумал он. Если бы миссис Бердсли не настаивала на том, что пойдет искать викария одна, Себастьян не стоял бы тут, кипя от злости из-за того, что возлег с женщиной, у которой не оказалось сердца.

Как могла Корделия после ночи любви спокойно заявить ему, что не выйдет за него? Пресвятая Богородица, как легко удалось ей соблазнить его!

Он подошел к камину, уставился на огонь. Какая безумная ночь! Как она была мила, как нежно просила подарить ей одну ночь. Неужто та же несравненная Корделия потом заявила, что желает быть независимой? Нет, другая Корделия была холодной и расчетливой соблазнительницей, стремившейся лишь утолить свою жажду с первым, кто ей уступит.

Но ведь та, вторая, оказалась невинной. Он зажмурился, и перед его глазами встали окровавленные простыни. Сомнений быть не могло – он чувствовал, как рвется девственная плева, видел кровь.

О, но какая девственница! Он не мог удержаться и вспоминал ее шелковистую кожу, бархатные соски, густые волосы, тело, созданное для любви. Неопытная и неумелая, она доставила ему за час больше наслаждения, чем он получил за всю жизнь.

Он выругался вслух, почувствовав, что плоть его вновь восстала. Если бы он не полез со своим предложением, сейчас он вновь занимался бы с ней любовью, на сей раз медленно, наслаждаясь каждым мгновением.

Черт его дернул сделать предложение! Каким дураком он выглядел! Ему следовало догадаться, что Корделии, независимой, талантливой, это не нужно. Но его проклятое чувство долга взыграло, когда он пришел в чувство и понял, что погубил ее.

Звуки, послышавшиеся из коридора, положили конец его горьким размышлениям.

Он бесшумно подошел к двери и, приоткрыв ее, выглянул в коридор.

Корделия выходила из своей спальни. На ней было простое платье, без кринолина и нижних юбок, волосы убраны под чепец. В руках она держала простыни. Он застыл. Да, ей же нужно избавиться от простыней. Ей надо уничтожить доказательства своего непристойного поведения, ведь он сам грозился, что покажет их ее отцу.

Он смотрел, как она проходит мимо его двери и направляется к главной лестнице. Когда лицо ее осветили горевшие в коридоре свечи, он поразился тому, что увидел. Глаза у нее распухли, нос покраснел. Совершенно очевидно, что она только что плакала.

Он молча наблюдал, как она подошла к лестнице и стала спускаться вниз, потом закрыл дверь и прислонился к ней. Сердце его разрывалось от боли.

Зачем было женщине, которая лишь желала познакомиться с наслаждениями любви, рыдать после этого? Да, он наговорил ей много жестокого, но все это было правдой.