Дом под снегом (сборник) - Машкова Диана

Стоило чуть-чуть свернуть с расчищенной трактором дороги, и машина увязала в снегу по самое днище. Вадим поначалу баловался — вихлял из стороны в сторону, чтобы подразнить Алену. Но она пребывала в такой молчаливой задумчивости, что опасных его экспериментов не замечала. Не получавшему ответной реакции Вадиму быстро надоело дурачиться. Он включил погромче радио и начал радостно горланить, подпевая Чистякову: «Человек и кошка плачут у окошка, серый дождик каплет прямо на стекло». Алена, не меняя позы и не выпадая из собственных мыслей, шепотом присоединилась в том месте, где «человеку бедному мозг больной свело». К концу коллективного выступления она уже значительно меньше походила на восковую куклу и отбивала такт ладошкой по колену, широко улыбаясь.

— Ну-у, слава богу! — Вадим выдохнул с явным облегчением. — Тебе уже лучше?

— В целом да! — Алена посмотрела на него ожившими глазами. И объяснила: — Песенка хорошая. Но ты пока не радуйся, — спохватилась она, — я опять могу впасть в депрессию.

— Это еще зачем? — возмутился Вадим.

— Это — не зачем. А потому что! — Алена старалась говорить серьезным учительским тоном, но получалось смешно. — Потому что никак не могу выскользнуть из объятий другой реальности.

— Страсти какие! — театрально ужаснулся Вадим. А потом поинтересовался практично: — Коньяк поможет?

— Может, и да. — Алена задумалась — мысленно примеряла действие коньяка на сегодняшнее ее состояние. — Попробовать, во всяком случае, стоит. Только…

— Да знаю я, знаю. — Вадим безнадежно махнул рукой. — Придется мне за тобой следить. Меньше, чем нужно, — из депрессии ты не вылезешь, больше — напьешься и потеряешь ко мне как к мужчине всякий интерес. Проходили уже. Это ж кошмар просто, какие у тебя тонкие грани.

— Зато у меня их много! — похвасталась Алена.

— И не говори! — ответствовал Вадим. Машина тем временем подъехала к высокой ограде подмосковного дома отдыха. Проскрипела шинами по свежему снегу и остановилась, уткнувшись носом в забор. Вадим достал из портфеля паспорт, вышел, осторожно захлопнув дверь. Алена осталась внутри и снова загрустила. Сражаться один на один с паршивым настроением и паскудными мыслями было практически невозможно. Как же вышло, что она, давно, старательно и успешно защищавшая себя от чувственных бурь и внутренних потрясений, пошла в итоге на поводу у эмоций? Поддалась чужим чувствам и тут же увязла в своих. Так глупо. Так безнадежно. А главное — не было в этом всем ни смысла, ни надежды. Только боль, которая, хочешь не хочешь, передается другим.

Чтобы отвлечься от печальных раздумий, можно было, конечно, пойти сейчас вместе с Вадимом, но у Алены такого желания не возникало. Вообще-то она терпеть не могла глупо торчать около стойки администратора, пока Вадим оформляет номер, заполняет бланки и несколько нервно, от томительного предвкушения, заигрывает с персоналом. А они, скрывающие любопытство дамочки в форменной одежде, тайно гадают, кем же эти двое приходятся друг другу. Мужем и женой? Вряд ли. Любовниками? В таком случае она с ним по любви или за деньги? А может, так — случайная связь на один раз? Алену утомляли эти бесхитростные и всегда одни и те же мысли, мелькавшие в глубине зрачков любопытных администраторш. От них накатывали раздражение и тоска. Так что пусть уж лучше без нее гадают, что за спутницу привез с собой этот презентабельный мужчина. По крайней мере, не имея конкретного образа перед глазами, они могут использовать всю силу небогатого воображения.

Вадим вернулся, сел за руль, въехал в распахнутые для них ворота и поставил машину на гостевую стоянку уже на территории дома отдыха. Алена молчала, снова застыв, как восковая фигура. Хотелось стать невидимой. Лучше — исчезнуть. «Вот всегда ты так! — ругала она себя. — Рвешься-рвешься, даже провоцируешь, а потом — в кусты». Вадим уже доставал из багажника совместно нажитое имущество: пакет с коньяком и кое-какие продукты — все, что могло им понадобиться. Какие там вещи, если вечером уезжать? Алена нехотя, сознавая, что путей к отступлению все равно уже нет, открыла дверцу машины и шагнула в скрипучий снег. Зима вокруг стояла невероятная — совершенно непохожая на ту, что обжилась, по своему обыкновению, в вечно грязной и серой Москве. Белизна заваленных снегом домов, посеребренных деревьев и девственно-чистых дорожек резала глаза. А в сугробах, тут и там, жили миллиарды крошечных огоньков и разноцветных бликов, которыми зимнее солнце щедро одарило каждую снежинку. Алена зажмурилась и улыбнулась. Подставила солнышку лицо. Теплые февральские лучи осторожно коснулись щек. Ласково. Нежно. Они не навязывались, не жгли, но и не убегали. Вот бы всегда было так!

До отведенного им домика новые гости добирались добрых десять минут. Во-первых, передвигаться по снежным тропинкам Алене с непривычки было тяжело — вязли в снегу высокие каблуки. Во-вторых, территория оказалась огромной, идти было и вправду далеко. И всюду — домики, домики, домики. Все как один похожие на добротные зимние дачи. А вокруг этих «дач» невероятно красивые ели. Алена то и дело останавливалась и, сняв перчатку, сжимала в ладони пушистую, покрытую инеем еловую лапу. Иней на иголках таял и стекал крошечными каплями в снег, а в ладони оставался умопомрачительный, очень тонкий хвойный аромат. Алена вдыхала его полной грудью, закатывала от счастья глаза и делала вид, что собирается для полноты ощущений радостно упасть в сугроб. Вадим смеялся и ловил ее за локоть. А потом тропинка, по которой они пробирались, оказалась на самом краю обрыва. Алена даже ахнула от неожиданности и детского восхищения: внизу была такая сказочная красота, что захватывало дух. Заснеженный лес. Маленькая деревенька. Дымок из трубы. Крошечный, ладный мир, словно сотканный не из реальности, а из чьих-то невинных грез.

— А как ты думаешь, — Алена присела на корточки на краю обрыва и показала рукой на крайний к лесу дом. Снег лежал на его крыше огромной мохнатой шапкой, а из трубы вился аккуратной струйкой дым, — там что-то готовят или для тепла просто печку затопили?

— И готовят, — Вадим улыбнулся. Временами Алена вызывала в нем невероятно острые в своей нежности отеческие чувства. — И для тепла.

— А готовят что? — не унималась Алена.

— Известно что, — Вадим хитро прищурился и потрепал ее по макушке, — обед. Знаешь, берут горшочек такой глиняный, туда — картошку в мундире, воды немного, соли, маслица топленого и — ухватом в печь. А потом — с селедочкой на стол. Пе-е-есня!