Кузина-самозванка - Дарси Эмма

Дженни отпустила его лицо, которое до этого продолжала сжимать ладонями, и запустила пальцы в его густые волосы. Чувство облегчения и радости немедленно вскипело в Данте, когда ее язык откликнулся на его призыв. Он победил, и эта победа воспламенила его желание снова получить то, что могла дать ему только эта женщина. Он хотел почувствовать ответный огонь, накал страсти, но на этот раз решил не терять самообладания и доставить ей максимальное чувственное удовлетворение, целуя и лаская все ее тело, пока Дженни в экстазе не начнет царапать его спину, побуждая поскорее соединиться с ней, заполнить жаркие глубины ее изнемогающего от желания женского естества.

Но откровенное желание Дженни, первое глубокое погружение в нее оказались сродни взрыву. Самообладание немедленно испарилось, и Данте почувствовал себя орлом, взмывающим ввысь и камнем падающим вниз. И это было восхитительное ощущение — взлетать все выше и выше, к самому пику наслаждения. Они достигли его одновременно, взорвавшись словно при рождении новой звезды, расплавленная сердцевина которой медленно перетекала из ее тела в его, наполняя жизнью каждую клеточку.

У Данте не осталось ни сил, ни мыслей. Он парил в каком-то вакууме, где его единственным якорем была Дженни. Когда же ощущение реальности мало-помалу вернулось к нему, он подумал о том, что весом своего тела может раздавить ее, но руки Дженни крепко удерживали его, не желая отпускать. Данте и самому не хотелось, чтобы миг их близости проходил, поэтому он лишь чуть приподнялся и поцеловал ее лоб, веки, нос, губы и прошептал:

— Скажи, что останешься.

И Дженни не ответила — выдохнула:

— Да.

Он победил!

Его охватила такая радость триумфа, которой Данте не испытывал еще никогда.

Глава 12

Дженни сидела на террасе за новым мольбертом, установленным рядом с шезлонгом Марко, чтобы тому было удобно наблюдать за тем, как она рисует портрет его внука. Сиделка, женщина средних лет по имени Тереза, устроилась по другую сторону от Марко, готовая в любую минуту оказать ему необходимую помощь. От жаркого полуденного солнца всех троих защищал огромный зонт.

Данте расположился за столом неподалеку, под другим зонтом. Дженни попросила его разговаривать с дедушкой и не сидеть неподвижно. Молчание и внимание, прикованное к ней, нервировали ее. Кроме того, ей хотелось передать живость лица Данте, его мимику в процессе разговора, а не застывшую маску. Задача была сложная, но от этого лишь более захватывающая.

Пытаясь нарисовать губы Данте, Дженни то и дело возвращалась мыслями к тому, как эти губы целовали ее… везде. Каждый взгляд на него будил в ней бурю восхитительных воспоминаний. Но сейчас она должна сосредоточиться и продолжать играть роль внучки Марко и постараться допустить как можно меньше ошибок в этой игре.

Расслабленная, приятная атмосфера на террасе была нарушена появлением Люсии в тот момент, когда Дженни нанесла последний штрих на портрете Данте.

— Всем привет! — Люсия шла к террасе от бассейна. На ней было ярко-красное бикини, юбку заменял такого же цвета саронг, а на голове красовалась широкополая соломенная шляпа. — Как продвигается портрет, дедушка? — спросила она и поцеловала Марко в лоб.

— Посмотри сама, — ответил тот, улыбнувшись Дженни. — Думаю, ты убедишься, что Белла намного талантливее, чем ты считала.

— Неужели?

Недоверие в ее тоне неожиданно возмутило Дженни. Почему она должна беспокоиться об этой особе, если та ведет себя столь недружелюбно? Люсия остановилась у нее за спиной и стала оценивать сходство с Данте. Когда же «сестрица» засмеялась, Дженни напряглась:

— Тебе это понравится, Данте. Это будет самое романтическое твое изображение.

— Романтическое? — озадаченно переспросил Данте.

— Думаю, это прием всех уличных рисовальщиков — изображать человека таким образом, чтобы доставить ему удовольствие. Но могу сделать тебе комплимент, Белла, — кое-какие черты Данте ты уловила, хотя далеко не все.

Румянец смущения залил щеки и шею Дженни. Она смотрела на портрет и понимала, что привнесла в него свои чувства, изобразив взгляд Данте нежным и любящим, а губы — чувственными и многообещающими.

— А где его высокомерие и самоуверенность? — не унималась Люсия. — Где отточенный цинизм?

— Я не знаю Данте настолько хорошо, — процедила сквозь зубы Дженни, бросая обеспокоенный взгляд на Марко. — Мне жаль, если вы будете разочарованы.