Как прикажете, Королева! - Вулф Энн

Джекки вернулась домой с опухшими от слез глазами, что не ускользнуло от наблюдательной миссис Фальстаф. Она перехватила Джекки на пороге и, поняв, что расспрашивать бесполезно, потащила ее на кухню.

— Не знаю, что у тебя случилось, но глоток кофе хуже не сделает.

— Я не хочу кофе, — всхлипнула Джекки. — Я хочу умереть.

— Вот еще, умереть! — всплеснула руками Вирджиния Фальстаф. — Не бывает таких причин, чтобы этого хотеть. Если бы я была твоей матерью, то как следует отходила бы тебя ремнем за такие мысли.

Эта фраза не только не успокоила Джекки, но, напротив, снова заставила ее расплакаться.

— Девочка моя, успокойся, — испуганно пробормотала Вирджиния. — Я пошутила насчет ремня. Не стала бы я тебя хлестать, честное слово.

Выпив травяного сбора, которым Вирджиния напоила ее вместо кофе, Джекки немного успокоилась.

Кто бы мог подумать, что судьба такими причудливыми путями сведет ее с настоящим отцом? И отцом окажется вовсе не безвинно пострадавший Джереми Таплхед, а Бу Битрейд, которого она почти боготворила.

Джекки испытывала смешанные чувства. С одной стороны, она ненавидела Бу за то, что он так поступил с ее матерью, а с другой — все оказалось вовсе не так, как представляла себе Джекки. Он ведь предлагал Эмми помощь, хотел положить ее в хорошую клинику. Он не отказывался от дочери и готов был дать ей все, в чем она нуждалась. Бу даже не знал, что у него есть дочь. И до сих пор этого не знает.

Невыносимо было держать это в себе. Джекки с радостью открылась бы Бобу, но его не было рядом. Мартин? Но Мартин не хочет ее видеть.

Решив наплевать на свою гордость и обратиться за советом к Мартину, Джекки отставила в сторону чашку с недопитым сбором и побежала в мастерскую.

Судя по всему, в мастерской Мартин был не один. Джекки услышала чей-то голос, который, как ей показалось, просил, умолял о чем-то. В нерешительности застыв возле двери, Джекки пыталась понять, стоит ей входить или все-таки дождаться, пока гость Мартина выйдет из мастерской. Голос был определенно женским и показался Джеки знакомым.

Сьюки, с досадой подумала она. Вряд ли ей удастся поговорить с Мартином в присутствии этого белокурого демона.

Джекки решила было уйти, но ей помешала случайность — тюбик с краской, очевидно оброненный Мартином, оказался прямо под ее ногами. Она наступила на тюбик, поскользнулась и не нашла ничего лучшего, как опереться на дверь мастерской, которая немедленно открылась.

Буквально въехав в мастерскую на двери, Джекки глазам своим не поверила. Руки Сьюки лежали на плечах Мартина, а их губы соединились в нежнейшем поцелуе. Увидев Джекки, Мартин оттолкнул от себя белокурую красотку, чего Сьюки, судя по выражению ее лица, совершенно не ожидала.

— Вот дерьмо! — вырвалось у Джекки, но она тут же взяла себя в руки. — Извините, я не вовремя. Я вообще не хотела заходить, просто дверь открылась.

Почувствовав, что вот-вот разревется перед этими людьми, которым было совершенно наплевать на то, что творится в ее душе, Джекки вылетела из мастерской.

— Джекки! — вдогонку крикнул ей Мартин. — Джекки, подожди, прошу тебя!

Джекки слышала его крики, слышала шум шагов за своей спиной, слышала, как колотится ее сердце, готовое выпрыгнуть из груди и запрыгать по ступенькам как резиновый мячик. Слышала, но продолжала бежать без оглядки. Бежать, лишь бы никогда больше не видеть этих предательских медово-карих глаз.

Боб посмотрел на Мартина с сочувствием, но ему нечем было утешить его. Вид у него и правда был помятый — похоже, он только тем и занимался все это время, что тщетно пытался разыскать его племянницу.

— Марти, я и рад бы тебе помочь, — задумчиво потирая ладонью лоб, произнес Боб. — Но Джекки ни словом не обмолвилась, где она теперь. А прятаться она умеет. Как-то раз мы с ней крупно поссорились из-за ее вечных проблем в школе. Помнится, я дал ей хорошую затрещину после того, как учительница сказала мне, что Джекки назвала ее засранкой. Вот после этой затрещины Джекки и сбежала из дому. Неделю она пропадала бог знает где, а я искал ее по всем Совиным Подворотням. Вернулась она, правда, сама, но с порога мне заявила, что если я хоть раз еще ее ударю, то она уйдет и больше никогда не вернется.

Мартин устало опустился на краешек постели. Боб заметил, что от его обычной опрятности не осталось и следа: рубашка была помятой и перепачканной, брюки заляпаны грязью.