Тихая гавань - Монт Бетти

Их глаза встретились. Лоренс встал, стараясь казаться невозмутимым.

— Что ж, мне пора возвращаться в офис. — Наклонившись, он снова поцеловал мать в щеку. — Вам что-нибудь нужно? Я зайду завтра днем и могу принести все, что угодно.

— У меня есть все необходимое, спасибо, Лоренс, — проговорила она с легким вздохом удовлетворения.

Выходя из палаты, он желал бы сказать то же самое и о себе. Долгие годы он плыл по течению, даже не думая о том, в чем действительно нуждается. Ему даже в голову не приходило, что его жизнь лишь пустая, гулкая оболочка, не наполненная истинным смыслом.

Слишком поздно он осознал насущную необходимость любви и боялся, что и понимание себя пришло к нему слишком поздно. Он любил Мэй, но даже не представлял, как она относится к нему. Он вообще не понимал ее. Почему ему потребовалось столько времени, чтобы догадаться, что он так мало разбирается в женщинах?

Лоренс считал, что женщины должны быть такими же, как Ванесса, — красивыми, изысканными, холодными. А между тем правда заключалась в том, что Ванесса была полной противоположностью тому, что он подспудно искал. Встреча с Мэй доказала ему это, но он по-прежнему оставался слепым и беспомощным во всем, что касалось женщин — и особенно Мэй.

В конце коридора послышалось многоголосое возбужденное бормотание, и через секунду из-за угла показались друзья его матери из «Тихой гавани»: Нэнси в ярко-голубой вязаной юбке и блузке в тон, с плетеной корзинкой, Билл в старом твидовом пиджаке и брюках с подтяжками, а следом за ними и все остальные.

— Мэй сказала, что ей намного лучше. Вам тоже так показалось? — спросила Нэнси. — Я испекла овсяное печенье без жира — это очень полезно для ее сердца.

— А я принес немного нарциссов, — заявил Билл, воинственно выпячивая подбородок. — Вы-то, небось, уже утопили ее в дорогих цветах из магазина? А эти — из нашего сада. — И она, конечно, будет рада им больше, всем своим видом говорил он.

— Они ей очень понравятся, — поспешил заверить его Лоренс и перевел взгляд на Нэнси. — И она будет счастлива видеть вас всех. Она уже скучает без вас.

— Вы хотите взять ее к себе, когда она отсюда выйдет? — спросил все еще хмурившийся Билл. — Вы ведь живете в каком-то шикарном районе, не так ли?

— Да, я предложил ей переселиться ко мне, — признался Лоренс и увидел, как вытянулись их лица.

— Нам будет ее не хватать, — грустно сказала одна из женщин. — Она была так добра со всеми. Эллин собиралась сшить мне новый халат.

— Да, нам будет ее не хватать, — согласилась Нэнси, — но ведь семья есть семья. Нельзя винить ее в том, что она хочет жить с собственным сыном. На ее месте все поступили бы так же.

— Но она этого не хочет, — сказал Лоренс, и лица стариков сразу оживились и просветлели. — Сказала, что не вынесет разлуки с вами. А сейчас я боюсь, что сестра не пустит всех сразу — моей матери нельзя слишком переутомляться. Думаю, вам придется заходить по двое.

Он помахал им рукой на прощание и пошел дальше, слыша их удаляющиеся шаги и сложные математические подсчеты. Мать, должно быть, услышит их задолго до того, как они войдут.

— Обратно в офис? — спросил Скотт, когда они выехали из ворот больницы.

Лоренс заколебался. Вернуться на работу и держаться подальше от Мэй было бы самым мудрым решением, а он всегда отличался разумным и осторожным отношением к жизни. Но сейчас в нем неожиданно возобладало безрассудство. Было что-то головокружительное и раскрепощающее в весеннем воздухе, и его глаза вспыхнули.

— Нет, едим в «Тихую гавань», — сказал он и заметил, как Скотт бросил на него любопытный взгляд в водительское зеркальце.

— Я видел, как эта коллекция древностей проследовала к больнице. Навестить мадам, конечно. Удивлюсь, если им позволят войти. И здорового человека может хватить инфаркт, если к нему нагрянет такое полчище!

— Моей матери они нравятся. Она любит их общество. — Лоренс немного помедлил, но решил быть откровенным со Скоттом. — Я пригласил ее переехать ко мне, но она отказалась. Заявила, что там ее будут преследовать тяжелые воспоминания, и ей лучше остаться у мисс Селлерс.

— Что ж, — сказал Скотт, — я ее понимаю, а вы? Я всегда считал ваш дом очень элегантной и впечатляющей… декорацией. Но как человеческое жилище… Простите, но им ведь он никогда не был. Когда ваша мама ушла, мы тоже думали уволиться, но остались ради вас.