Неизбежное признание - Монт Бетти

— По-немецки? — удивился Крис. — Читать могу, а вот говорю скверно. Почему вы спрашиваете?

— Некоторые заметки Марка написаны по-немецки. Он отдавал предпочтение немецким корням нашей семьи, а не голландским, считал голландцев по природе своей стяжателями. Думаю, благодаря тому, что он вел свои записи на немецком, Марк не забыл язык.

— А вы говорите только по-английски?

— Немного по-немецки. А еще по-французски и по-итальянски.

— По-итальянски?

— Моя мать — американка итальянского происхождения. У нее есть родственники в Италии, и я их регулярно навещаю. Мне кажется, это куда менее скучно, чем быть на все сто процентов англосаксонской американкой. Так что я, честно говоря, итальянский язык специально изучала. Странно, что Фреда не объяснила вам, что своею эксцентричностью я обязана этой ветви моей семьи.

— Так вот откуда у вас такие волосы?

— Это от матери. — Лора погладила седую прядь.

— Вы… вы хотите сказать, что эта прядь — некрашеная?

Лора расхохоталась. Ого, как здорово она все провернула — и момент подходящий! Теперь у бедняги профессора наверняка голова пошла кругом.

Она снова медленно провела пальцами по волосам, чтобы усилить драматический эффект.

— Словно родимое пятно. Эта прядка так и росла с самого моего рождения. Точно такая же прядь есть у моей матери и еще у некоторых членов ее семьи.

— Удивляюсь, почему вы не покрасили ее под цвет остальных волос.

— О, этого я никогда не сделаю! Мне нравится именно так. Я ведь уже сказала, мне больше хочется быть похожей на родственников моей матери, а не на…

— … Рейнов, — закончил фразу Крис.

— Угадали! — призналась Лора. — Но поскольку я фамилию не сменила, можно сказать, что полностью я их не отвергаю. А вы, профессор, из какой семьи?

Крис сообщил ей, что в его семье все сплошь «белые воротнички» и выходцы из Англии. А еще попросил называть его просто по имени. На что она ответила, что имечко у него так себе, но, коль скоро ничего другого он ей предложить не может, то, так уж и быть, пусть будет Крис.

Не чудится ли ему все это? Этот берег, этот вечер, невероятно изящная женщина, идущая с ним рядом? Ее голова едва доходила до его плеча. Она пробудила в его душе столько эмоций. Странно было, что они не спеша идут к дому, болтая о самых будничных вещах. Нет, в «Фонтане» нет никаких привидений. Но колдунья обитает несомненно!

— Там, — драматическим жестом Лора указала на груду больших ящиков, — находится все, что успел написать Марк.

Крис нахмурился. Все оказалось хуже, чем он ожидал. Двадцать пять, а то и все тридцать ящиков, в которых бумаги лежали в полном беспорядке. Боже, зачем он взялся за это? Плюс неразборчивый бисерный почерк — это уж будет почти наверняка. Плюс немецкий язык, на котором писал Марк. Крис и правда читал по-немецки, но когда это было!

Лора села на корточки перед ящиками, заполнявшими весь чердак. При свете лампочки четко выделялась белая прядь в ее струящихся черных волосах. Такова эта женщина — вся сплошные контрасты.

Сейчас она была одета очень просто — в джинсы и легкий свитерок, подчеркивающий каждую линию ее тела.

Ну и что же, пусть придется задержаться здесь дольше, чем он планировал. Теперь он думал об этом с какой-то странной радостью. Пугало другое — все может кончиться тем, что Лора станет его врагом. Все зависит от результата его поисков. Не дай Бог, самые худшие подозрения подтвердятся! А ведь Лора так любит дядю, так защищает его, так боится малейшего намека на то, что Марк бездарен или в чем-то замешан.

— Вон в тех трех ящиках сзади, рядом с картиной, никаких бумаг нет. Там только личные вещи дяди — коллекция курительных трубок и все такое прочее.

— А это что за картина?

— О, это одно из ранних произведений пока еще неизвестного, но великого мастера. Его я подарила Марку ко дню рождения. Мне тогда было восемнадцать лет.

Крис внимательно вгляделся в полотно и кивнул. Это была первая из картин Лоры, которую он мог понять. На темном колеблющемся фоне словно светились белые голуби. А еще виднелись разлетевшиеся куски взорванного земного шара.

— Очень хорошая картина! — искренне заявил Крис.

— Марк тоже так считал. Она ему по-настоящему нравилась, хотя он никогда особенно не любил искусство. До самой смерти дяди эта картина висела в его спальне. Видите ли, он и я — единственные из всех Рейнов открыто выступали против войны. Против любой войны, коли на то пошло. Я очень хотела порадовать Марка.