Крест Морриган - Робертс Нора

На стене, в стеклянной витрине, Хойт заметил один из гобеленов матери. Он подошел ближе, дотронулся до стекла, и мать предстала перед ним, как живая. Ее лицо, голос, запах были не менее реальными, чем окружавший его воздух.

— Это последний гобелен, который она ткала перед…

— Моей смертью, — закончил Киан. — Помню. Я наткнулся на него на аукционе. А со временем отыскал еще несколько вещей. Дом удалось купить — если не ошибаюсь — лет четыреста назад. И большую часть земель.

— Но ты здесь больше не живешь.

— Далековато для меня, да и неудобно — ни для работы, ни для развлечений. Тут живет смотритель, которого я на время отпустил. Обычно я приезжаю сюда пару раз в год.

Хойт опустил руку и повернулся к брату.

— Дом изменился.

— Перемены неизбежны. Кухню модернизировали. Провели водопровод и электричество. Хотя сквозняки остались. Спальни наверху обставлены — выбирайте. А я намерен поспать.

В дверях Киан обернулся.

— Да, можете выключать дождь, если хотите. Кинг, ты мне поможешь втащить все это добро наверх?

— Конечно. Классная берлога, хотя — не обижайся — немного жутковатая. — Кинг без видимых усилий подхватил сундук, словно это был портфель, и стал подниматься по лестнице.

— Как ты? — спросила Гленна Хойта.

— Не могу понять, кто я. — Он подошел к окну, раздвинул тяжелые шторы и посмотрел на мокрый от дождя лес. — То же место, те же камни, уложенные моими предками. Я благодарен Киану за это.

— Но их нет. Семьи, которую ты оставил. Тебе нелегко. Тяжелее, чем остальным.

— Всем досталось.

— Я бросила всего лишь квартиру. А ты распрощался с прошлой жизнью. — Гленна шагнула к нему и губами коснулась щеки. Она хотела предложить ему горячий завтрак, но поняла, что сейчас больше всего Хойт нуждался в одиночестве.

— Пойду наверх. Выберу комнату, приму душ и лягу спать.

Он кивнул, продолжая смотреть в окно. Дождь как нельзя лучше соответствовал его настроению, хотя заклинание надо было снять. Но дождь продолжал идти, хотя и превратился теперь в мелкую морось. По земле стелился туман, обтекая кусты роз.

Неужели это розы, посаженные матерью? Маловероятно, но все равно это розы, ее любимые цветы. Она была бы довольна. А еще мать обрадовалась бы, увидев тут обоих сыновей.

Но об этом ему знать не суждено. Можно только догадываться.

Хойт зажег дрова в камине. Треск горящих поленьев напоминал о доме. Он решил пока не подниматься наверх. Потом нужно будет перенести вещи в башню — она опять станет его убежищем. Хойт достал плащ, завернулся в него и вышел на летний дождь.

Первым делом он направился к ручью, где мокрые наперстянки раскачивали отяжелевшими колокольчиками, а дикие оранжевые лилии, которые так любила Нола, пронзали воздух огненными стрелами. В доме должны быть цветы, подумал он. Нужно нарвать их до рассвета. В доме всегда стояли живые цветы.

Он обошел дом, вдыхая запахи пропитанного влагой воздуха, мокрых листьев, роз. Брат позаботился, чтобы за домом и землей следили; в этом смысле Хойту его не в чем упрекнуть. Он заметил, что сохранились и конюшни — другие, но на том же месте. Помещение стало больше, с выступом с одной стороны: там красовались широкие ворота.

Замок оказался заперт, и Хойту пришлось усилием воли открыть его. Внутри на каменном полу стояла машина. Не такая, как он видел в Нью-Йорке, отметил Хойт. Непохожая на такси или на микроавтобус, который вез их из аэропорта. Черная и низкая. С блестящей серебряной пантерой на капоте. Он провел ладонью по эмблеме.

Многообразие машин в этом мире приводило Хойта в изумление. Они отличались друг от друга размером, формой, цветом. Если автомобиль эффективен и удобен, зачем нужны другие?

У стены стояла длинная скамья, а на стене и в отделениях большого красного шкафа были разложены разного рода мудреные инструменты. Некоторое время он изучал их, затем перевел взгляд на штабель досок, гладко обструганных и нарезанных длинными хлыстами.

«Инструменты, — подумал он, — дерево, машины, но нет жизни. Ни конюхов, ни лошадей, ни кошек, охотящихся за мышами. Ни щенков, с которыми так любит играть Нола».

Хойт вышел, закрыл за собой дверь, запер замок и пошел вдоль стены конюшни.

В амуничнике[13] он с наслаждением вдохнул запах кожи и масла. Здесь царил такой же порядок, как и в месте, отведенном для автомобиля. Хойт провел ладонью по седлу, присел на корточки и, внимательно осмотрев его, убедился, что оно почти не отличается от седел, которыми пользовался он.

Перебирая уздечки и поводья, он с грустью вспомнил о своей кобыле — словно о любимом человеке.

Хойт прошел в дверь. Каменный пол был немного покатым, два стойла располагались у одной стены, два — у другой. Их было меньше, чем раньше, но зато они стали более просторными. Дерево гладкое и темное. Он чувствовал запах сена, зерна и…

Торопясь, Хойт зашагал по каменному полу в самый конец конюшни.

В дальнем стойле он увидел черного жеребца, и сердце мага радостно забилось. Все же здесь были лошади — а этот скакун просто великолепен!

Когда Хойт отпер ворота стойла, жеребец прижал уши и начал бить землю копытом. Маг поднял руки и ласково заговорил по-ирландски, успокаивая животное.

В ответ жеребец лягнул заднюю стену стойла и заржал.

— Все в порядке, все хорошо. Никто не собирается ругать тебя за недоверие к незнакомцу. Я пришел, чтобы полюбоваться тобой. Оценить твою красоту — и всего лишь. Ну вот, понюхай. Подумай хорошенько. Нет, я сказал «понюхай», а не «укуси», — усмехнувшись, Хойт отдернул руку от оскаленных зубов лошади.

Он продолжал ласково разговаривать с жеребцом, отведя руку, а тот все бил копытом и недовольно фыркал. Решив, что лучшее средство — это подкуп, Хойт сотворил яблоко.

Заметив интерес во взгляде животного, он поднял яблоко и с хрустом его надкусил.

— Вкусно. Хочешь попробовать?

Теперь конь шагнул вперед, фыркнул и взял яблоко с ладони Хойта. Хрустя яблоком, он милостиво позволил погладить себя.

— Мне пришлось оставить здесь лошадь. Великолепную лошадь, которая была со мной восемь лет. Я назвал ее Астер[14], потому что у нее была звездочка вот здесь. — Двумя пальцами он погладил лоб жеребца. — Я скучаю по ней. Несмотря на все чудеса этого мира, очень тяжело расставаться с тем, к чему привык и полюбил.

Наконец он вышел из конюшни и закрыл за собой дверь. Дождь прекратился, и стало слышно журчание ручья и шлепки падающих на землю капель с листьев кустов и деревьев.

Интересно, живут ли еще в лесу эльфы? Игривые проказники, обожающие наблюдать за слабостями людей? Нет, он слишком устал, чтобы искать их. У него не хватит душевных сил на одинокую прогулку туда, где должны покоиться его родные.