Дневники вампира: Темный альянс - Смит Лиза Джейн

— Единственная Сила, которой ты здесь обладаешь, — это сила иллюзии, — сказал Стефан Клаусу. Он обнимал Елену так, что ее волосы были прижаты к его щеке. Он чувствовал, что она меняется. Волосы, прикасавшиеся к щеке, стали жестче, а все тело как будто съежилось.

— В некоторых почвах кожа твердеет, становится как дубленая, — объяснил Клаус. Его глаза сияли, он улыбался.

— Стефан, я не хочу, чтобы ты на меня смотрел…

Не сводя глаз с Клауса, Стефан бережно отодвинул жесткие светлые волосы и погладил Елену по щеке, не обращая внимания на то, что кожа под его пальцами загрубела.

— Но чаще всего она, конечно, просто разлагается. Какой увлекательный процесс! Облезает кожа, плоть, мускулы, расползаются внутренние органы. Все возвращается в землю…

Тело Елены в объятиях Стефана съеживалось все больше. Он закрыл глаза, крепче сжимая ее в объятиях. Его душу переполняла жгучая ненависть к Клаусу. Иллюзия, всего лишь иллюзия…

— Стефан… — Это был сухой шепот, слабый, как шуршание бумажного листка, гонимого ветром по тротуару. Шепот повис в воздухе, а потом стих, и Стефан понял, что держит в объятиях груду костей.

— И вот чем все заканчивается. Двести с небольшим легких в сборке деталей, к которым прилагается удобная вместительная упаковка. — Из светового круга, с дальней его стороны донесся скрип. Белый гроб начал открываться сам собой, его крышка повисла в воздухе. — Не хочешь ли отдать ей последние почести, Сальваторе? Сходи и отнеси Елену туда, где ей положено быть.

Стефан, дрожа, рухнул на колени и уставился на хрупкие белые кости, которые держал в руках. Да, это была только иллюзия: Клаус контролировал транс Бонни и показывал Стефану все, что хотел. Он не мог причинить Елене никакого вреда, но ум Стефана, охваченный бешеной яростью и страстным желанием защитить Елену, отказывался это понимать. Стефан бережно сложил хрупкие кости на пол и осторожно провел по ним пальцами. Презрительно улыбнувшись, он посмотрел на Клауса.

— Это не Елена, — сказал он.

— Это именно Елена! Я узнаю ее где угодно. — Клаус раскинул руки и продекламировал: — «Знавал я женщину с прелестными костями…»^[4]

— Нет. — Капельки пота выступили на лбу Стефана. Он блокировал в своем сознании голос Клауса и сосредоточился. Руки сжались в кулаки, каждый мускул напрягся. Сопротивляться влиянию Клауса было все равно что катить огромный валун вверх по склону. Но хрупкие кости начали дрожать, и вокруг них разлилось слабое золотое сияние.

— «Тряпкам, костям и пучку волос… но дурак ее звал королевой роз…»^[5]

Свет мерцал, плясал, соединяя кости. Теплый и золотой, он окутывал, обволакивал их, когда они поднялись в воздух. Теперь на полу стояла сияющая фигура без очертаний. Пот заливал глаза Стефана, его легкие были готовы взорваться.

— «Глина лишь недвижна, верьте. Кровь гуляет дотемна…»^[6]

Вокруг сияющих плеч легли волосы Елены, длинные, шелковые, золотые. Проступили черты лица, сначала размытые, а потом отчетливые. Стефан с любовью восстанавливал все до малейшей детали. Пышные ресницы, маленький нос, полуоткрытые губы, похожие на лепестки роз. Всю фигуру, словно тонкое одеяние, окружал золотой свет.

— «И чашка с трещиной откроет путь в землю мертвых…»^[7]

— Нет. — Дурнота накатила на Стефана, когда он почувствовал, что тратит последние остатки Силы. Грудь фигуры приподнялась, она начала дышать и открыла лазуритовые глаза.

Елена улыбнулась, и Стефан почувствовал, как в него вливается исходящий от нее подобный радуге луч энергии любви.

— Стефан! — Она держала голову высоко и гордо, как и подобает настоящей королеве.

Стефан обернулся к Клаусу, который все это время безмолвно смотрел на них.

— Смотри, — громко сказал Стефан, — это Елена. Это, а не пустая оболочка, оставшаяся после нее в земле, — настоящая Елена, и ты бессилен сделать с ней хоть что-нибудь.

Он протянул ей руку, Елена приняла ее и шагнула к нему. И когда они прикоснулись друг к другу, он ощутил какой-то толчок и понял, что в него вливается Сила. Они стояли рядом, держась за руки, и смотрели на Клауса. Еще никогда в жизни Стефан не понимал с такой ясностью, что победил. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким сильным.

Клаус смотрел на них секунд двадцать, а потом впал в бешенство.