Мертвый в семье - Харрис Шарлин

Моя дорогая племянница, я люблю тебя.

Как поживает твой брат?"

Ну вот мы и снова в стране дураков.

Боже, помоги бедному Дермоту.

Повинуясь порыву, я обняла его.

"Мой брат счастлив, дядя Дермот.

Он встречается с женщиной, которая ему подходит, они два сапога пара.

Ее зовут Мишель, как мою маму, только с одной "л", а не с двумя."

Дермот улыбнулся мне.

Сложно сказать, сколько из всего этого он уловил.

"Мертвые тебя любят", сказал Дермот и я силой заставила себя продолжать улыбаться.

"Эрик, вампир? Говорит, что любит".

"И другие мертвые тоже.

Их тянет к тебе".

Это было не очень приятным открытием.

Дермот был прав.

Благодаря нашей связи я попрежнему чувствовала Эрика, но каждый раз с наступлением темноты я ощущала и два других темных присутствия: Алексея и Аппиуса Ливиуса.

И до этого момента я не осознавала, что это истощает меня.

"Сегодня вечером", сказал Дермот, "у тебя будут посетители."

Значит, теперь он был пророком.

"Хорошие?"

Он пожал плечами.

"Это вопрос вкуса и целесообразности."

"Послушай, дядя Дермот! А ты часто бываешь тут поблизости?"

"Нет, я слишком боюсь того, другого", ответил он.

"Но я стараюсь немного приглядывать за тобой."

Пока я размышляла над тем, плохо это или хорошо, он исчез.

Пуфф! Я увидела размытое пятно и все.

Его руки только что обнимали мои плечи, и вот их уже нет.

Я предположила, что Дермота перенапрягло общение с другим человеком.

Боже.

Это было очень, очень странно.

Я посмотрела по сторонам, вдруг остались еще какие-то следы его ухода.

Он даже мог решить вернуться.

Но ничего не произошло.

Ни единый звук не нарушал тишины, если не считать прозаичного урчания у меня в животе, напоминающего о том, что я пропустила ланч, а уже время ужина.

На трясущихся ногах я вернулась в дом и рухнула за стол.

Разговор со шпионом.

Диалог с безумным фейри.

Ах, да, позвонить Джейсону и сказать ему, что нужно остерегаться фейри.

Это было то, что я могла сделать сидя.

Закончив разговор с братом, я напомнила себе занести газеты, когда мои ноги снова обретут способность ходить.

Пока пекся закрытый пирог по рецепту Мэри Кэллиндер, я прочитала газеты за последние два дня.

К несчастью, на первой полосе было много интересного.

Там сообщалось об ужасном убийстве в Шривпорте, по-видимому связанном с бандитскими разборками.

Жертвой был молодой чернокожий, одетый в цвета банды, что послужило зацепкой для полиции, но он был не застрелен.

Ему нанесли множество ножевых ранений, а затем перерезали горло.

Вот дрянь.

Для меня это звучало конкретнее, чем "бандитские разборки".

Следующей ночью произошло такое же убийство, и на этот раз жертвой стал девятнадцатилетний парнишка, носивший цвета соперничающей банды.

Его смерть была столь же ужасной.

Я покачала головой, поражаясь глупости молодых людей, умирающих ни за что, и вернулась к теме которая показалась мне столь волнующей и внушающей тревогу.

Напряжение в связи с регистрацией оборотней нарастает.

Судя по газетным статьям, по поводу волков-оборотней разгорелись серьезные споры.

Статьи почти не упоминали о других Двусущих, но я знала по меньшей мере одну лису, одну летучую мышь, двух оборотней-тигров, множество вер-пум и одного перевертыша.

Вервольфы, как самые многочисленные из Двусущих, приняли на себя основной удар.

И они высказывали свое мнение, как им и следовало.

"Почему я должен регестрироваться, будто я нелегал или мертвый гражданин?", - газеты цитировали генерала Скотта Уэкера.

"Моя семья насчитывает шесть поколений американцев, и все они были военными.

Моя дочь в Ираке.

Чего еще вы от нас хотите?"

Губернатор одного из северозападных штатов заявил: "Мы должны знать, кто оборотень, а кто - нет.

В случае чрезвычайного происшествия, офицеры должны об этом знать, чтобы избежать "заражения" крови и для идентификации пострадавших.

Я проткнула корочку пирога, чтобы выпустить часть жара.

Похоже, он испекся.

Дерьмо, заключила я.

"Это - вздор," - ответил генерал Уокер в следующем параграфе.

Таким образом, Уэкер и я имели что-то общее.

"Хотя бы по той причине, что мы возвращаемся в человеческую форму, когда умираем.