Потрясающий мужчина - Робертс Нора

– Помимо этого, вы обвиняетесь в неоднократных кровосмесительных насилиях над Кэтрин Дебласс, вашей дочерью, и Шерон Дебласс, внучкой.

Он стоял, не в силах шелохнуться, пока Ева заламывала ему руки за спину и застегивала наручники на запястьях.

– Ознакомьтесь с правами арестованного. Вы не обязаны давать немедленный ответ на предъявленные обвинения. Вы…

– Это беззаконие! – взорвался Дебласс, наконец обретя дар речи. – Я – сенатор Соединенных Штатов! Вы находитесь на федеральной территории!

– Вас сопроводят двое федеральных агентов. – Ева сверкнула глазами, заставив попятиться зевак. – Вам понятны ваши права?

– Ты у меня лишишься значка, сучка! – взвизгнул Дебласс.

Лицо его побагровело, воздух со свистом вырывался из легких.

– Будем считать брань утвердительным ответом. Спокойнее, сенатор, зачем вам сердечный приступ? А моего значка тебе не видать, как свободы, скотина! – сказала она ему в самое ухо. – Ты будешь у меня извиваться, как черт на сковородке!

В это время подошли федеральные агенты, и Ева передала им Дебласса.

– Его ждут не дождутся в Нью-Йорке.

Сенат потонул в возгласах, превратился в месиво из тел. Ева высмотрела в людской каше Рокмена. Тот приближался к ней, кипя от ярости.

– Вы совершаете большую ошибку, лейтенант.

– Нет. А вот вы уже однажды дали ложные показания. Это превращает вас в соучастника преступления. Мы еще к этому вернемся.

– Сенатор Дебласс – великий человек, а вы – всего лишь пешка в руках либералов, стремящихся его уничтожить!

– Сенатор Дебласс – кровосмеситель, растлитель малолетних, насильник и убийца. А я – всего лишь полицейский, схвативший его за руку.

Если не хотите пойти на дно вместе с ним, наймите адвоката.

Рорк был вынужден прибегнуть к силе, чтобы расчистить Еве дорогу. Ей пытались преградить путь журналисты, но она миновала их, не моргнув глазом.

– Мне нравится ваш стиль, лейтенант Даллас, – заявил он, протолкавшись с ней к машине. – Очень нравится! Между прочим, мне больше не кажется, что я в тебя влюблен. Отныне я в этом уверен.

Как ни приятно было выслушать признание в любви, Ева с трудом боролась с тошнотой.

– Уедем отсюда! Быстрее!

В машине она еще как-то справлялась с собой, но стоило им подняться на борт самолета, ей стало совсем плохо. Четко и бесстрастно доложив о произведенном аресте начальнику, Ева вырвалась из рук Рорка и кинулась в туалет.

Рорк остался за дверью. Он был бессилен ей помочь, понимая, что от утешений Еве станет только хуже. Шепотом проинструктировав стюардессу, он сел в кресло и стал смотреть на взлетную полосу.

Когда дверь туалета открылась, Рорк поднял глаза. Ева была бледной, как мертвец, глаза расширились и потемнели. Походка, обычно такая твердая, стала шаткой.

– Прости меня за слабость…

Усадив ее, он подал ей чашку.

– Выпей. Тебе полегчает.

– Что это?

– Чай с виски.

– Я при исполнении… – начала было она, и Рорк не выдержал:

– Пей, черт возьми, не то я волью это в тебя насильно!

Убеждая себя, что подчиниться проще, чем спорить, Ева взяла чашку. Сделав всего один глоток и разлив чай, она поставила чашку на стол.

Рорк сам пристегнул ее ремнем, щелкнул кнопкой и приказал пилоту взлетать.

Сколько Ева ни старалась, справиться с дрожью не удавалось. Когда Рорк попытался ее обнять, она отпрянула. Тошнота еще не прошла, в голове гудело.

– Меня тоже насиловал родной отец, – внезапно услышала она собственный голос. – Много раз. Насиловал и бил. Сопротивлялась я или нет – неважно: он все равно меня насиловал и избивал! Я ничего не могла поделать. Человек бессилен, когда те, кому положено о нем заботиться, вместо этого измываются над ним…

– Ева! – Рорк схватил ее за руку и не дал вырваться. – Поверь, я страдаю вместе с тобой!

– Из всего раннего детства я помню только это. Потом мне было сказано, что в возрасте восьми лет меня нашли в какой-то далласской подворотне – всю в крови, со сломанной рукой. То ли это он меня туда швырнул, то ли я сама убежала.

Не знаю, не помню… Он больше не появлялся. Ко мне никто не приходил.

– А мать?

– Не знаю. Я ее не помню. Может, она умерла? А может, делала вид, что ничего не происходит – как мать Кэтрин… Я даже не знаю своего имени! Меня так и не смогли опознать.

– Но потом ты была уже в безопасности.

– Тебе никогда не приходилось жить на государственном обеспечении? Никакого чувства безопасности, одно бессилие! Добрыми намерениями тоже можно затравить. – Ева вздохнула, откинула голову и закрыла глаза. – Знаешь, в какой-то момент я почувствовала, что мне вовсе не хочется арестовывать Дебласса. Я хотела его убить, убить собственными руками! Мне даже стало страшно.