Правдивая ложь - Робертс Нора

– Я с ними справлюсь.

– Пол, я не хотела ни ее денег, ни ее собственности, ни…

– Ее любви, – закончил за нее Пол. Он поставил на столик свой бокал и взял конверт. – Но Ева всегда оставляла последнее слово за собой. Ты не исключение.

Ее пальцы, сжимавшие бокал, побелели.

– Значит, если я несколько дней знала о том, что она моя мать, то теперь должна чувствовать долг, связь с ней, благодарность? Ты этого от меня ждешь? Она манипулировала моей жизнью еще до моего рождения, и даже теперь, когда ее нет, она продолжает управлять мной.

Пол разорвал конверт, вынул кассету и сунул ее в видеомагнитофон – Я не ожидаю от тебя никаких чувств. И если ты что-то поняла в ней за эти месяцы, то знаешь: и она ничего не ждала. Если не хочешь видеть пленку, я посмотрю без тебя.

Будь он проклят! Будь он проклят за то, что заставляет ее испытывать этот жгучий стыд. Ни слова не говоря, Джулия села на диванчик, поднесла коньяк к губам. Пол сел рядом, но она чувствовала, что сейчас их разделяет гораздо больше, чем несколько дюймов мягких подушек.

Пол нажал кнопку, и Ева заполнила экран, как заполняла многие другие всю свою жизнь. Горе, словно стальной кулак, сжало сердце Джулии.

"Дорогие мои, не могу выразить словами, как восхищена тем, что вы вместе. Я хотела бы поговорить с вами в более торжественной обстановке и с кинопленки. Кино более снисходительно к недостаткам».

Ева расхохоталась, потянулась за сигаретой, откинулась на спинку кресла. Ее макияж был безупречен, она сама замаскировала тени под глазами, морщинки вокруг рта. На ней была ярко-красная мужского покроя рубашка с воротником-стойкой, и через секунду Джулия поняла, что в этой рубашке Ева и лежала на пропитанном кровью ковре.

"Это простая предосторожность на тот случай, если мне не хватит силы духа поговорить с вами лицом к лицу. Если вы смотрите сейчас эту запись, я хочу попросить у вас прощения. Простите меня за то, что я не сказала вам о своей болезни. Опухоль мозга – слишком личный изъян, и я решила сохранить ее в секрете. Еще одна ложь, Джулия. Но не самая эгоистичная».

– О чем она говорит? – прошептала Джулия. – Что она имеет в виду?

Пол только покачал головой, но его тело напряглось. «Когда я узнала диагноз, прогноз и все прочие „озы“, то прошла стадии, как мне объяснили, типичные. Неверие, гнев, горе. Как вы знаете, я ненавижу быть такой, как все. Очень неприятно узнать, что тебе осталось жить меньше года и еще меньше соображать. Очень унизительно. Я должна была как-то уравновесить это. Так возникла идея автобиографии. Выяснить, кем и чем я была, что сделала не только для вечно голодной публики, но для себя. Я хотела, чтобы моя дочь, частичка меня, рассказала мою историю. – Ее взгляд устремился прямо в камеру. – Джулия, я понимаю тебя. Поверь мне, ты имеешь полное право ненавидеть меня. Я не оправдываюсь. Я могу только надеяться, что сейчас, когда ты это смотришь, мы пришли к какому-то взаимопониманию. Я не знала, как много ты станешь значить для меня. Как много Брэндон… – Ева замотала головой и глубоко затянулась сигаретой. – Я не хочу плакать. Я надеюсь, что моя смерть вызвала и слезы, и зубовный скрежет. Надеюсь, что теперь все утихло. Эта бомба в моей голове… – Ева чуть улыбнулась, потирая висок. – Иногда мне кажется, что я слышу, как она тикает, отсчитывая оставшиеся мне секунды. Она заставила меня признать, что я смертна, заставила посмотреть в лицо своим ошибкам и своим обязательствам. Я полна решимости оставить этот мир без сожалений. Джулия, если к этому моменту мы не наладили отношения, меня, по меньшей мере, утешает то, что какое-то время мы были друзьями. И я уверена, что ты напишешь эту книгу. Если ты унаследовала хоть долю моего упрямства, возможно, ты больше не захочешь со мной разговаривать, поэтому я записала еще несколько аудиокассет. Я уверена, что не забыла ничего важного».

Ева загасила сигарету, помолчала, словно собираясь с мыслями.

"Пол, думаю, не надо говорить, сколько ты значил для меня. Двадцать пять лет ты дарил мне безоговорочную любовь и преданность, которые я не всегда заслуживала. Ты рассердишься, я знаю, ведь я не рассказала тебе о своей болезни. Может, я и эгоистка, но неоперабельная опухоль мозга – очень личная штука. Я хотела насладиться отпущенным мне временем. Не хотела, чтобы со мной нянчились. Я хочу, чтобы ты помнил, как мы веселились. Ты был единственным мужчиной в моей жизни, не причинявшим мне боли. Мой последний совет тебе: если ты любишь Джулию, не выпускай ее из рук. Вероятно, она попытается сбежать. Я оставила вам обоим основную часть своего состояния не только потому, что люблю вас, а потому, что это осложнит вам жизнь. Вам придется общаться друг с другом некоторое время».