Сердцеед - Ховард Линда

Джон выпрямился и снова схватил ее за руку.

- Давай прямо сейчас уладим это дело с долгом, чтобы больше ты не швыряла мне в лицо свои оскорбления.

- Вы сами начали все это, - бросила она по дороге на кухню.

Джон положил несколько кусочков льда в стакан и наполнил его водой, а затем уселся на одном из стульев. Мишель следила за тем, как он пьет воду, за движениями его сильного горла, и опять едва уловимая дрожь пронеслась по ее телу. Стремительно она отвела свой взгляд, проклиная неудержимое, какое-то первобытное желание, которое возникало в ней от одного только его вида.

- Я совершил ошибку, - сказал он коротко, - деньги не имеют к этому никакого отношения. Мы кружили друг возле друга с самой первой встречи, шипели и фыркали, как две разъяренные кошки. Теперь настало время все уладить. Что касается долга, то здесь все просто, я уже решил, как поступить. Дело касается того участка земли, который ты планировала продать. Ты просто передашь его мне в счет уплаты, и мы квиты.

Мишель не знала, как реагировать и что отвечать на это. Одна ее часть хотела наброситься на Джона, разгневанная его самодовольством и уверенностью в том, что она все-таки ляжет с ним в постель, другая же часть вздохнула от облегчения, оттого, что вопрос с долгом разрешился так легко. Джон мог погубить ее жизнь, настаивая на немедленной выплате наличными, но он почему-то не сделал этого. Конечно, он все равно остался в выигрыше, потому что приобрел хорошее, богатое пастбище. Но все же, он подарил ей надежду, возможность спасти ранчо. Она даже не ожидала такого исхода и теперь сидела и просто смотрела на него. Джон ждал, но когда она так ничего и не ответила, откинулся назад на своем стуле, и лицо его стало еще более решительным.

- Но есть одно условие, - произнес он, растягивая слова.

Облегчение покинуло ее, оставляя в душе боль и пустоту.

- Представляю, что за условие, - горько пробормотала девушка.

Таким образом, они опять вернулись к тому, с чего начинали свой разговор.

Рафферти криво усмехнулся.

- Ты не о том подумала, детка. Мое условие простое: ты должна принять мою помощь. Мои работники с завтрашнего дня займутся всей тяжелой работой на ранчо. И запомни хорошенько, если я еще хотя бы раз, услышу, что ты полезла чинить эту чертову изгородь, я так тебя отшлепаю, что целый месяц будешь сидеть только на подушке. Мишель вспыхнула:

- Но если ваши работники сделают мою работу, я опять задолжаю Вам.

- Я не считаю это долгом, я называю это обычной помощью соседу.

- А я называю это вашим стремлением вновь поставить меня в зависимое положение.

- Да называй как пожелаешь, это твое личное дело. Но ты всего лишь слабая женщина, а не десяток сильных мужчин, и у тебя нет, ни сил, ни возможностей заботиться о таком огромном ранчо. И помощников ты тоже не можешь сейчас нанять, поскольку нет

денег. Ты не на многое способна в данных обстоятельствах, так что хватить противиться и выставлять иголки. В конце концов, ты сама виновата во всем. Если бы ты не так сильно любила покататься на лыжах, то не была бы сейчас в таком бедственном положении.

Мишель отшатнулась и подняла на Джона свои зеленые глаза, лицо ее побледнело.

- О чем Вы говорите?

Рафферти поднялся на ноги и посмотрел на нее прежним взглядом, выражающим неодобрение ее легкомысленным поступкам.

- Основной причиной, по которой твой отец занял у меня деньги, было то, что он хотел позволить тебе отдохнуть с друзьями в Сент-Морице в прошлом году. К тому времени он и так уже увяз в долгах, но тебя тогда это мало беспокоило, не так ли?

Мишель еще сильнее побледнела. Она посмотрела на него так, как будто он ее ударил, и Джон слишком поздно заметил, что натворил своими словами. Стремительно он обогнул стол и подошел к девушке, но она отстранилась от него и сжалась, словно раненое животное.

Как глупо и нелепо, теперь ей нужно приложить столько сил, чтобы вернуть деньги, потраченные на поездку, в которую она даже не хотела ехать! Все, в чем она нуждалась тогда, это просто побыть одной в каком-либо тихом месте, чтобы зализать свои раны и оправиться от последствий чудовищного брака. Но папа решил, что ей вредно оставаться в одиночестве, и лучше будет съездить со старыми друзьями, развеяться, развлечься. Мишель не хотелось расстраивать его своим отказом, поэтому и согласилась.

- Я ведь даже не хотела ехать, - прошептала она, и к ее ужасу слезы полились у нее из глаз. Она не хотела плакать, она не плакала все эти годы, только однажды, когда умер ее отец, и уж тем более, она не желала расплакаться перед Рафферти. Но она так устала, Роджер испугал ее сегодня своим звонком, и этот разговор стал последней каплей. Горячие слезы тихо катились вниз по ее щекам.