Танцы с огнем - Робертс Нора

После непременных объятий и поцелуев Элла спокойно направилась с Лукасом к поджидавшему их «Твин Оттеру».

— Я совсем не нервничаю. Я не собираюсь нервничать. Я не буду визжать. Меня не вырвет.

— Посмотрите на небо. Оно бывает прекраснее, только когда вы в нем парите. Это Чак. Наш видеооператор.

— Здравствуйте, Чак. — Элла пожала оператору руку. — Вы снимете меня в лучшем виде, верно?

— Гарантирую. Железный Человек прыгает в тандеме лучше всех, мадам. Спуститесь плавно, как по шелку.

— Хорошо. — Элла вдохнула, выдохнула. — Вперед, Железный Человек!

Она обернулась, помахала родным и, поднявшись в самолет, поздоровалась за руку с пилотом. Лукас не видел в ней никаких признаков сомнений. На протяжении всего полета она оставалась спокойной и собранной. Он ожидал новых вопросов — о самолете, снаряжении, его жизненном опыте, наконец, — но она позировала перед камерой, явно полная решимости оставить семье забавные воспоминания.

Элла корчила рожицы, притворялась, что падает в обморок, и напоследок поразила Лукаса до глубины души, забравшись к нему на колени и объявив детям, что улетает со своим инструктором на Фиджи.

— Нам придется вернуться и найти самолет побольше, — пошутил в ответ Лукас. Элла рассмеялась, а когда они достигли высоты выброски, он подмигнул ей. — Готовы?

Ее губы нервно дрогнули.

— Потанцуем!

Закрепляя подвесную систему парашюта, Лукас снова повторил весь порядок действий.

— Когда откроем дверцу, вы почувствуете порыв ветра, рокот моторов станет громче. Не забывайте о микрофонах. Чак запишет все, что мы скажем.

Лукас почувствовал, как участилось ее дыхание. Когда распахнулась дверца, Элла дернулась, задрожала.

— Мы не прыгнем, пока вы не скажете, что готовы.

— Я плавала голышом в Мексиканском заливе. И прыгнуть смогу. Пошли.

— Пошли. — Лукас кивнул Чаку, и тот прыгнул первым. — Элла, смотрите на небо, — прошептал он и прыгнул вместе с ней.

Она не завизжала, но, сдавленно вздохнув, отчетливо выкрикнула: «Черт побери!» и еще кое-что покрепче. Лукас только подумал, не стоит ли это вырезать ради внуков. А потом она расхохоталась и раскинула руки, как крылья.

— О, боже, о, боже, о, боже! Лукас!.. Я смогла…

Он чувствовал, как она дрожит, и понимал, что это дрожь восторга, а не страха.

Раскрылся парашют, превратив свободное падение в грациозное парение.

— Как быстро закончилось. Слишком быстро, но вы были правы. Это прекрасно. Это… божественно.

— Возьмитесь за петли. Можете пока порулить.

— Хорошо. Ух ты. Оуэн, посмотри на бабулю! Я парашютистка. Тайлер, спасибо! Привет, Мелли, привет, Адди, привет, Сэм! Я в небе. В голубом шелковом небе.

Элла умолкла, вздохнула.

— Вы были правы насчет тишины. Вы были правы во всем. Я никогда этого не забуду. Ой, вон они! Они нам машут. Вы порулите, а я помашу им.

— У вас прекрасная семья.

— О, да. Боже, боже, уже земля…

— Доверьтесь мне. Доверьтесь себе. Не напрягайтесь.

Он мягко приземлился, и ее родные запрыгали, замахали, закричали, выражая восторг всеми доступными им способами. Когда Лукас расстегнул подвесную систему, Элла присела в изящном реверансе, рассыпаясь в воздушных поцелуях, а затем он снова получил удар под дых: Элла повернула к нему сияющее лицо, обняла его и крепко поцеловала в губы.

— Если бы смогла, я поцеловала бы вас в небе. Бесподобные ощущения. Я не знаю, как вас отблагодарить.

— Думаю, вы только что отблагодарили меня…

Она рассмеялась и исполнила короткий победный танец, рассмешив и Лукаса.

— Я прыгнула с самолета! Мой бывший муж, подонок, сказал бы, что я чокнутая. Но я, наверное, и правда чокнутая, потому что хочу это повторить!

Не переставая смеяться, она раскинула руки и побежала к родным.

— Бывший муж, — потрясенно пробормотал Лукас. И жар снова пополз по его загривку.

Пока пожарная сирена молчала, Роуан большую часть времени проводила в парашютном хранилище: инспектировала, чистила, ремонтировала. Она проверила и перепроверила свой парашют, подготовила все личное снаряжение, перепаковала рюкзак, заполнила всю документацию, до которой не доходили руки.

В списке вылетов ее фамилия стояла первой в первой группе.

— Да я здесь рехнусь! — взвыл Картежник, вставая из-за швейной машинки.

— Мы все здесь рехнемся. Какое слово сегодня, Карт?

— Дотошность. С утра до ночи мы только чистим да раскладываем. Дежурка сверкает так, что даже моей мамочке не к чему было бы придраться.

— Долго так продолжаться не может.

— От души уповаю… Представляешь, я вчера раскладывал пасьянс и поймал себя на жульничестве. И начинаю подумывать о рукоделии. Еще немного, и стану вязать.

— Я бы не отказалась от милого шарфика под цвет моих глаз.

— Кто знает, может быть, и дождешься, — помрачнел Картежник. — Я прошлой ночью занимался телефонным сексом с Вики. — Он достал из кармана колоду карт, перетасовал. — Процесс забавный, но результат ничтожный.

— И прошли те денечки, когда ты искал партнершу для настоящего секса?

— Давно прошли. Вики того стоит. Я говорил тебе, что она и дети приедут сюда в следующем месяце?

— Упоминал, — ответила Роуан, мысленно добавив: пару тысяч раз.

— Надо побольше отработать сейчас, чтобы взять пару выходных, когда они приедут. Мне нужна работа, нужны деньги, и надо…

— Смотаться в магазин для рукоделия, — закончила за него Роуан.

— Если затишье продлится еще немного, не один я туда смотаюсь. У тебя не найдется что-нибудь почитать? От книжек Гиббонза у меня болит голова. Я прочел один из любовных романов Дженис, но они не отвлекают от секса.

— Ничего серьезного, ничего сексуального. Проверено. — Роуан расписалась на ярлычке отремонтированного парашюта, поставила дату. — Что ты хочешь?

— Что-нибудь кровавое, где герои умирают мучительной смертью от рук психопата.

— Кажется, я смогу тебе угодить. Пошли, покопаемся в моей библиотеке.

— Доби на кухне с Марг. — Картежник сделал пас над головой Роуан, и в его пальцах оказался пиковый туз. — Парень печет пирог или еще что-то по рецепту своей мамочки.

Стряпня, вязание… пожалуй, следующий шаг — та самая распродажа домашней выпечки… Роуан застыла, как громом пораженная.

— Доби ухлестывает за Марг? — Картежник только покачал головой. — Да она лет на двадцать старше его! Мужчины обычно ухлестывают за женщинами лет на двадцать себя моложе.