Мой ласковый и нежный мент - Мельникова Ирина

Людмила подождала несколько мгновений. Больше выстрелов не последовало. Значит, браконьеры решили или уйти подобру-поздорову, или, что хуже, задумали окружить ее… И теперь если и будут в нее стрелять снова, то не с прежнего места, а, скорее всего, постараются обойти с флангов и зайти с тыла. Она вскочила на ноги и, петляя между огромных камней, помчалась вперед, как в атаку. Снег в расселине слежался, наст под ней не проваливался, а рифленая подошва ботинок не позволяла ногам соскользнуть с поверхности камней. Сквозь кусты она прошла, как бегущий марал, тараном. И очутилась на пустой поляне. Костер, сложенный из длинных и толстых бревен, должен был гореть долго и жарко. Языки пламени лизали три сухих бревна, возле них грудились раскаленные докрасна угли. Не один день горит этот костер в тайном распадке, и наверняка не в первый раз. Снег вокруг него хорошо утоптан. К бегущему неподалеку ручью проложена чуть ли не дорога, а в тени скалы пристроился вместительный балаган, внутри которого имеется даже небольшая чугунная печка и топчан.

Сторожко оглядываясь по сторонам, Людмила обошла поляну, стараясь не оставаться подолгу на открытых местах, каждую секунду ожидая выстрела, потому что спиной чуяла чужой враждебный взгляд, наблюдающий за ней из кустов на вершине увала.

Над костром был устроен навес из ветвей и толстая жердь на козлах. А на этой жерди висело мясо: просоленные, слегка закопченные окорока, грудина, нарезанные куски. Цех переработки. Вон как здорово и умело все организовано, только вот мастеров у огня не оказалось.

Людмила закинула карабин за спину. Похоже, опасность миновала.

Быстрым шагом она направилась к камню, за которым остался раненый. Если тот и сбежал, то винтовку, конечно, бросил, не до нее.

Так оно и оказалось. Вот он, тайный скрадок, примятый снег. Кровь. Обрывок рубахи, видно, руку бинтовали наспех. А по другую сторону камня валялась брошенная винтовка. Людмила подняла ее, оглядела и покачала головой. Очень дорогая винтовка. Немецкий «маузер», тяжелое и грозное оружие. И не с голодухи пришли сюда охотники, не бедняки, завалившие парочку коз детишкам на пропитание, а жадные до легкой наживы и потому беспринципные и наглые, способные даже на убийство выродки.

Когда она рассматривала трофей и размышляла, кому он мог принадлежать, издалека раздался приглушенный расстоянием крик. Он донесся сверху, с увала, покрытого кашкарой и молодым пихтовым лесом, из самой непролазной чащи. Не все разобрала она в этом яростном, дважды повторенном крике, но слова «…попадешься еще, чернявая сучка, отплатим…» донеслись отчетливо. Ясное дело, взбесились «мичуринцы». Такая добыча уплыла.

Ладно. На этот раз все обошлось более-менее благополучно, а к угрозам ей не привыкать.

Девушка вернулась на поляну, сняла с плеча тяжелые ружья. Потрогала запекшуюся кровь на щеке, осмотрелась.

Мясо продолжало коптиться. Много мяса, килограммов сто. И похоже, не одного марала свалили. Она прошла по кустам. Ага, вот и шкура, безрогая голова. Порядочная ланка. Второй шкуры она не нашла, зато в снегу рядом с балаганом обнаружила флягу с засоленными в ней шестнадцатью камусами. Значит, не менее четырех оленей поплатились на днях жизнью. И, вероятно, это еще не все. Дело здесь, судя по всему, поставлено на широкую ногу, что творится на дне распадка, сверху не слишком уж и разглядишь, и не сверни она сегодня на пару километров в сторону от привычного маршрута, в надежде повстречаться с Темуджином, неизвестно, сколько еще продолжал бы действовать этот тайный коптильный цех почти в самом сердце заповедника.

Она забросала костер снегом, мясо сложила на широкий брезент, обнаруженный в балагане под топчаном, завернула его и перевязала капроновой веревкой, которую всегда носила с собой в рюкзаке. Сначала она хотела сделать волокушу из лыж, чтобы спустить мясо к дороге, проходящей неподалеку от границ заповедника. Там можно было дождаться попутной машины, но потом передумала. По глубокому, свежевыпавшему снегу ей с подобным грузом до дороги и к вечеру не добраться, а появившиеся на горизонте облака, судя по всему, ничего хорошего не сулили.

Тогда она с трудом, волоком перетащила тюк с мясом в кусты у подножия увала, завалила его камнями, присыпала снегом. Конечно, слабая защита от зверя, но ничего лучшего в ее положении она придумать не могла.

К дороге она выбралась только во второй половине дня. Бежать на лыжах по наезженной колее было значительно удобнее, чем по снежной целине, но она еще не знала, что неожиданная схватка в таежном распадке была далеко не последним испытанием в этот с утра не задавшийся день.

Дорога привела ее в узкое ущелье. И Людмила поняла, почему ей до сих пор не попалась ни одна идущая машина: в теснине, расширенной при строительстве дороги, царил невообразимый хаос. Огромные глыбы снега, черные камни, пласты мерзлой земли, стволы деревьев, переломанные, как спички, загромождали устье ущелья. Лавина сошла совсем недавно. Воздух все еще был насыщен снежной пылью и какой-то неизъяснимой тревогой.

Она сняла лыжи и прошла вдоль границы сброса лавины, прихватившей вдобавок порядочную часть каменной осыпи. Посмотрела вверх. На краю скального карниза, словно надломленный козырек фуражки, оставался висеть все еще приличный снежный надув, только по счастливой случайности не сковырнувшийся вниз, но малейший неосторожный звук, свалившийся из-под ног зверя камень – и эта махина грохнется в ущелье, окончательно закупорив его.

Людмила вскарабкалась по спрессованным страшным ударом комьям снега как можно выше, но края лавины не увидела. Она простиралась вперед метров на двести и терялась за изгибом ущелья. Да-а! Работы дорожникам не меньше чем на неделю, и это в том случае, если снежный козырек не обвалится в самое ближайшее время.

Теперь ей придется возвращаться на кордон и пытаться связаться оттуда по рации с дирекцией заповедника, чтобы сообщить, по какой причине она задерживается. Но до него без малого тридцать километров, и у нее просто не хватит сил пройти это расстояние вторично. Значит, надо подбирать место для ночлега, а завтра попробовать найти дорогу через хребет…

Ночевки в тайге, к тому же в одиночку, не были для нее в диковинку. Людмила умела пережидать пургу под выворотнем старого дерева, разжигать костер в самую лютую непогоду, прятаться от леденящего холода в сугробе – этому ее научил отец, который с малых лет брал дочь в обходы по заповеднику. Правда, поначалу она большей частью путешествовала за его спиной в специальном рюкзаке, сшитом для этих целей мамой…

Людмила снова встала на лыжи, повесила на плечи рюкзак, тяжелые карабины закинула за спину и поспешила покинуть опасное место. На выходе из ущелья ее встретило яркое солнце, и, зажмурившись, она посмотрела на небо. Облака стали прозрачнее и невесомее. И она вздохнула с облегчением. Кажется, этой ночью ни ветра, ни снегопада не ожидается, поэтому есть возможность с утра пройти перевал, а это значительно сократит путь до Вознесенского.